гуляй себе на здоровье… Ты не болен, часом? Бледный вроде…».
«Я всегда такой. Малокровие».
«Вот оно что. Город он и есть город… Обличьем ты вроде как в отца пошел — нос не нашенский и брови сурьезные».
«Это вам на войне, дедушка, ухо оторвало?»
«Ухо-то? Считай, на войне — стервец один оттяпал, враг народа, значит».
«Как оттяпал?» — не понял Олег.
«Зубами. А ты как думал? У нас тут хуже, чем на фронте — там-то война отвоевала и все, а у нас ей ни конца, ни краю не видать. Но ничего, мы ему за это все бока оттоптали, а потом его и вовсе шлепнули — к стенке, значит, поставили. А как ты думал! Посягнул на жизнь при исполнении служебных обязанностей!..»
«А зачем он вас куснул?»
«Эка что спросил. Озверел, значит. Не буду, кричит, на вас работать! Ах так? Майор говорит: «К лошади его!» В производственную зону, значит, волоком. Тогда еще порядок был ого-го! Которые не хотели социализм строить, их к стенке — саботаж называется, но сперва-то и по карцерам, вражина, насидится, и за лошадью поволочится. Вот так. Ну, я давай-ка глазуньей займусь, а ты поди пока погуляй, осмотрись — я в окошко кликну».
«Дедушка, я не хочу — я в поезде два бутерброда, мамка дала, съел».
«Ну смотри. Когда надумаешь, скажешь… А себе я все-таки сварганю штучки три».
«А он на вас прямо бросился?»
«Этот-то? Ну да. Вот как мы его к лошади-то цепляли, повалили на снег, я и давай ему вязы выворачивать, а он тяп — и нету уха!.. Мне потом грамоту и премию дали деньгами».
Олег задумчиво направился к двери, но та распахнулась, и через порог шагнула квадратная тетка в зеленом брезентовом плаще.
«Ой, — запела она умильно, — вот он, племянничек-то… — Она сочно чмокнула его в щеку и, отступив на шаг, окинула взглядом с ног до головы, весело щуря глаза и одобрительно прицокивая языком. — Чистый какой да белый, не то что мой охламон… Не прибегал еще?» — обернулась она к деду.
«В магазин попер», — отозвался тот.
«Ты про мужика, что ль? Так я его на дороге встрела… Я про Ваську спрашиваю».
«А-а… Придет, куда он денется».
«Я пойду погуляю, теть Нин?» — спросил Олег.
«Иди, родненький, иди, — разрешила она. — Да сапожки резиновые, вон под вешалкой, надень — заляпаешься весь».
В чулане стояли какие-то бидоны и кадки, густо пахло прошлогодними щами, в курятнике тоже ничего интересного не обнаружилось, а взобраться на чердак Олег не решился — лестница была так кучно обляпана куриным пометом, что ступить некуда.
Где-то за облаками солидно пророкотал самолет. В развилке черной березы сидела, нахохлясь, ворона, Олег пульнул в нее камнем — она даже не шелохнулась. Корявые стволы, почти без ветвей, как руки нищего, молитвенно воздетые к небу, — на рукавах его грязного зипуна тут и там белели латки.
«Та-та-та-та-та!» — послышалось где то. Олег вышел за калитку и замер: в дальнем конце улицы уныло плелась, увязая в грязи, толпа пленных немцев. Солдаты с автоматами на груди и с овчарками на поводках не спускали с них глаз. «Та-та-та-та-та!» — строчил по немцам чумазый карапуз — палка так и дергалась у него в руках.
Из-за угла вывернулся мальчишка. «Что за гусь?» — презрительно прищурился он.
«Сам гусь», — не растерялся Олег и на всякий случай попятился к калитке конопатый был на полголовы выше его.
«Чего у моего дома тасуешься? А ну вали отсюда!»
«Я к дяде Коле», — ответил Олег, уже поняв, что это и есть Васька.
«А-а! — сообразил и тот. Ты теть Настин, из Саранска? Ну да, я и забыл… Держи пять, — протянул он руку. — Васька. А ты — как ныне сбирает вещички Олег, да?»
Олег кивнул.
«В каком классе?»
«В третий перешел».
«Сопляк еще. Я — в четвертый».
«А зачем у вас немцев водят?»
«Каких немцев?»
«Ну вот с собаками-то».
«Сам ты немец. Балда! Это же зэки».
«Как зэки?»
«Ну жулье там разное, бандиты… А то еще есть лагерь — вон, где труба, видишь? — так там враги народа — шпионы и предатели. Дядя Витя у них начальником отряда работает, ему скоро капитана дадут».
«Дядя Витя — летчик, мамка говорила».
«Фиготчик, а не летчик. Летчик шмякнется — и в лепешку… А ты кем будешь?»
«Путешественником». Олег хотел сказать «и пиратом», но сдержался — с тех пор, как Раиса Сергеевна подняла его на смех на уроке «Кем я хочу быть», он про пирата помалкивал.
«Это туда-сюда мотаться? Без кола без двора?»
«Зато разные страны!»
«Больно надо! Вон я в кино смотрел: один на велике вокруг света ехал — вся морда грязная, и дождь по нему лупит… Сразу видать, что лопух!»
Олег насупился. «А я в машине!» — наконец нашелся он.
«А где у тебя машина-то? Она, знаешь, сколько стоит?»
«Мне папка купит «Запорожец».
«Жопорожец» он тебе купит. А мы вот уже накопили — очереди ждем. Только долго. Я лучше достану денег и куплю себе мопед».
«Ври!»
«Запросто! Вот зэк убежит, я его поймаю — все! Знаешь, сколько за него дадут?»
«Сколько?»
«Тыщу рублей! Раньше, дед говорит, мешок муки давали, ну это когда еще было, а теперь — деньгами. Тут как по радио сказали, что два опасных удрали, так все как кинулись ловить! Кто с чем! Я с ружьем хотел, да у пахана патроны запертые, так я с напильником…».
«Поймали?»
«Еще бы. Только уже не здесь — за Молочницей. Одного застрелили — он на дереве прятался, а другому солдаты руки-ноги поломали, чтоб не бегал больше».
«А Том Сойер и Гек Финн помогли убежать Джиму — он в цепях сидел…».
«Ну и дураки!.. А кто такие?»
«Они в Америке разбойники были».
«Ну, ясно. Их самих за проволоку надо… Как у тебя с деньгами — мать дала?»
«Два рубля», — вырвалось у Олега. Вообще-то у него была целая пятерка: два рубля мама дала «на мороженое и кино», а новенькую трешку прислал в письме отец. За три рубля Олег надеялся купить старую, пожелтевшую от соленой океанской воды «Лоцию», в которой все моря, проливы и течения — без нее моряку гибель, — а два рубля ему нужны были на бинокль. Если бы он знал, что Васька спросит про деньги, он бы приготовился и соврал что-нибудь, но тот спросил так неожиданно…
«Слушай, — схватил его Васька за локоть. — За рублевку мы такое с тобой увидим! Куда там кино?»
«А что?» — машинально спросил Олег, лихорадочно соображая, как бы ему отказаться от всего, что бы ни предложил Васька, отказаться и не заработать «жадину-говядину».
Васька воровски стрельнул глазами по окнам: «На Молочнице… Ну где вот моя мать-то работает — два километра отсюда. Так там у Кольки-Жмота в пристройке две бесконвойницы живут — зэчки, которые
