стройку.
В столовой было шумно, жарко, стоял чисто «столовый» запах жареного мяса и грязной посуды, жалко торчали у окон пальмы. На каждом столе было по пять, по десять кружек пива, так что некуда ставить тарелки. Говор, гогот, дым. Очередь у кассы.
Я уже был у самого окошечка, как кто-то дернул меня за рукав. Оборачиваюсь: мой «враг» в голубой тенниске сует десятку:
— Возьми и мне, что себе берешь.
— Да… я еще не знаю…
— Щи со свининой, байкальский омуль и компот. Омуль с душком, во! Берешь?
— Давай.
За столом он добродушно улыбнулся и протянул широкую каменную ладонь:
— Леонид. Ты мне здорово намозолил. Прямо хоть по шеям! Болят у меня пальцы-то: кирпич на ногу упал… Видать, не здешний?
— Из Москвы.
— У-у… А я сибиряк. Коренной… Работать к нам?
— Нет, посмотреть. Я на Братскую ГЭС еду.
— Будто здесь делать нечего? Стой! Так ты и омуля ведь еще не ел? Эге! Сейчас попробуешь! А я тут с первого дня… Эх ты, путешественник!..
Последнее относилось не ко мне. За соседним столом, развалясь, уселся наш сосед по автобусу, мальчишка в пиджаке. Он потребовал от официантки два стакана горячей воды, добыл из кармана крохотную луковицу, разрезал ее, густо посолил, взял из вазы хлеб, помазал горчицей и принялся уплетать такой странный завтрак, запивая его пустым кипятком.
Пока мы ждали, что у нас возьмут талоны, Леонид вдруг вскочил, кому-то у кассы опять сунул деньги, поймал официантку — иначе мы бы ждали, наверно, целый час, — и на столе оказались три тарелки щей со свининой, омуль и три компота.
— А ну, путешественник, перебазируйся к нам!
Мальчишка улыбнулся, охотно подхватил свою луковицу, хлеб с горчицей и подсел к столу.
— Вот твое. Лопай.
— Да ну!..
— Лопай, лопай! Что, не заработал сегодня?
— У меня вытащили.
— Да-да. Много?
— Полторы тысячи.
— Ого! А где ж твоя рубашка?
— Я специально так.
— Как?
Мальчишка нагнулся к нам и зашептал, делая страшные глаза:
— Я работаю. Понимаешь, работаю в органах, в угрозыске. Маскировка, понял? У меня, брат, задание… м-м… — Он одновременно ел, захлебываясь, обжигаясь, расплескивая щи на стол. — Нащупал одну шайку; начальник угрозыска говорит: раскроешь — десять тысяч на бочку! Слежу… м-м… А они меня схватили, да в холодную…
— Кто? Шайка?
— Нет! Милиция! Тут остолопы, в Иркутске. Я двое суток на товарнике пер. А они говорят: из какого детдома бежал? Мне тут след не потерять… Я кулаком по столу!
— Да не спеши, не спеши, подавишься.
— Я вот позвоню начальнику, скажу ему — от них пыль полетит! Он им задаст! Звонил утром, его нет, уехал на задание. Здесь у вас на стройке делишки есть? Ну, я теперь прибыл. Только ша! Мы их выловим, будьте покойны!
— М-да, — сказал Леонид, почесывая затылок. Глаза его смотрели задумчиво, серьезно. — Фу т-ты, изверги, опять омуль без душка! Ах, чтоб вы!..
Я попробовал. Это была обыкновенная свежая рыба.
— Я же хотел тебе показать! Когда она припахнет чуть-чуть — эх, это ж объедение!
— Ничего, зато свинина с душком, — отметил я.
— Ну? — встрепенулся наш мальчишка. — Ну? Безобразие! Стоп! Мы это дело так не оставим. Запишем. Официантка! Какой номер столовой? Фамилия шеф-повара? Не хотите отвечать? Запишем…
Он выхватил пачку истрепанных бумажек, желтый цветной карандаш и начал чертить: «Столовая № 5… обед… безобразия… омуль без душка, свинина с душком…»
Я прыснул и чуть не захлебнулся. Леонид подмигнул:
— Ну, а документы у тебя есть, угрозыск?
— Все есть. Дежурный в отделении отобрал. Ну, я и без них. Мне бы только начальнику позвонить — отдадут все как миленькие. Ух, и влетит!
— А это что за бумаги?
— Да так…
— «Продается дом в Кузьмихе с коровой, обращаться: улица Садовая, № 16…» Это чего? «Только по случаю отъезда. Продается коза шести лет, с козленком, дойная, медицинское молоко. Звоните по телефону…» Хозяйством обзаводишься, что ли?
— Да нет! Ну, просто так. Висит, ну, думаю, захвачу, прочитаю.
— Это на столбах-то посдирал?
— Всюду.
— А это… ну и грамотеи, ничего не поймешь… «Хто втирав парасонка мес. 1, 5–2, просба прити забрать». Ну и что ж ты, забрал поросенка?
— Еще не ходил…
— Слушай, а это умно, брат! А? Понимаешь, Толя, он идет по такому объявлению, торгует козу, дом, корову, что-нибудь на пути подхватит, все высмотрит…
— Ну да! Это все для угрозыска! Только ша!
— Только, братец, не похож ты на покупателя или владельца поросенка. Ветер-то под пиджачишком свищет.
— А я не от себя. Тетка меня послала. Больная она, жадина.
— Хо-хо-хо! Силен парень, голова! Ну ладно, а ночевать-то у тебя есть где?
— Я где угодно…
— Ночью холодно. Дождь пойдет или опять тебя за жулика примут. Бери карандаш… Желтый. Это когда дом покупал, подцепил, да? Ну, пиши: «Пятый поселок, барак девять, комната пять». Меня спросишь, Леонида. Приходи ночевать, потолкуем, поужинаем. Может, пристроим тебя. Я тебе скажу так: будешь в бригаде у меня работать — каждый день будешь щи со свининой лопать, а с этим твоим «угрозыском»… В общем, приходи ужинать!
— Спасибо…
— Заходи запросто. Тебя хоть как звать?
— Саня.
— Заходи, Саня. У меня и рубаха найдется.
— Приду.
Мальчишка выскочил из-за стола и, втягивая голову в плечи, кинулся к двери. Леонид задумчиво постучал ложкой:
— Вот какого-нибудь подлеца-пропойцы семья. Драпанул из дома малец и лазит по карманам. А головка у него хорошая…
— Ты думаешь, придет?
— Приде-от! Сколько я уж ихнего брата встречал. Его только погладь, ласку ему покажи. Он ее век не
