Его слова подействовали так, словно на меня вылили ушат ледяной воды. Я вскочил на ноги и начал быстро расхаживать по номеру.
– Прости, Боря, но ты несешь ахинею, – начал я неуверенно защищаться.
Я паниковал. Слова Бориса означали полный провал моей миссии. Это надо же – меня «вычислил» мальчишка, родной сын! Так что уж говорить о матерых волках из «Азии»!
Я не знал, что и предпринять. Связаться с Центром в Москве? А как заставить молчать Бориса?
– Ты, небось, думаешь, что я сейчас закричу: «Ах, дорогой папочка! Я ждал этой встречи столько лет!» – и упаду в твои объятия? Черта с два! Я пришел сказать тебе, что ты мразь и подонок!
– Да как ты смеешь так со мной разговаривать! – закричал я.
– Что, отцовские чувства в тебе вдруг пробудились? – издевательски засмеялся Борис. – А что ж ты, папочка, к этим своим чувствам пять лет назад не прислушивался?
– Я вовсе не твой отец! – вновь закричал я.
В другое время и при других обстоятельствах я бы за такие слова самому себе язык мог отрезать! Но сейчас я пытался воздействовать на сына криком, так как мы оба превосходно понимали, что я не прав.
– Я не твой отец, – повторил я тише ужасные слова. – Но я был его близким другом и не позволю обращаться со мной в такой манере!
– Ах, какая щепетильная натура! – засмеялся Борис. – Прямо-таки кисейная барышня…
– Не надо тебе этого говорить, – начал я убеждать его и положил руку ему на плечо.
– Не надо мне лапшу на уши вешать! – резко скинул он мою руку со своего плеча. – Мне еще в ту нашу встречу твоя физиономия показалась очень знакомой. А дома я пересмотрел все наши семейные фотоальбомы и понял, что ты – мой бывший отец…
От того, как подчеркнуто Борис произнес слово «бывший», меня едва не передернуло.
– Но окончательно мне помогло в этом убедиться другое, – продолжал сын. – Хочешь знать, что именно?
– Я хочу только, чтобы ты поскорее заткнулся…
– Вот этот портрет! – не слушая меня, закричал сын и показал пальцем на портрет Владимира Высоцкого, висевшего напротив кровати.
«Да, с портретом я, пожалуй, оплошал», – мысленно упрекнул я себя.
– Помнишь, на прощание я сказал тебе, что ты очень напоминаешь Владимира Высоцкого?..
– Ни черта я не помню. И вообще, этот портрет висел в гостиничном номере до моего приезда, – на ходу сочинил я.
– Мама рассказывала, что ты всегда был страстным поклонником Высоцкого, – продолжал Борис, совершенно не слушая моих оправданий. – И даже старался походить на него! Ты, дерьмо собачье, старался походить на этого великого человека! Ты, подонок, гадина, мразь, сволочь, тварь паршивая… бросил нас с матерью, когда нам было так тяжело! За эти пять лет ты нам даже открытки не прислал, не соизволил нас навестить! Как я хочу, чтобы ты сдох, ублюдок!
– А вот оскорблять меня тебе не стоило, парень, – спокойно сказал я и ударил сына по лицу.
Он рухнул плашмя на кровать, а потом медленно поднялся.
– Ну вот, а говоришь, что ты не мой родной отец, – снова ухмыльнулся он, и в следующую секунду заехал мне кулаком в челюсть.
Я успел привычно увернуться от удара и перехватил его руку, занесенную для нового удара, за запястье.
– Ты почему так напился? – спросил я его безо всякой связи с предыдущим разговором.
– Только не говори мне, что пить водку вредно, – чуть ли не прорычал Борис.
– Пить водку вредно, – стараясь казаться невозмутимым, сказал я. – Сорокоградусная мешает трезво оценивать ситуацию и принимать правильные решения. Кроме того, она нарушает координацию движений и замедляет реакцию. Из-за нее ты не сумеешь выложиться во всю мощь своих физических данных, когда это понадобится…
– А мне и не нужны сейчас никакие данные, – вырвал Борис руку и потер запястье. – Я хотел только увидеть твои паучьи глаза и плюнуть в твою поганую рожу. Тьфу!
От сыновьего плевка я молниеносно увернулся.
– Ну и реакция у тебя, – не удержался он от восхищения.
– Видишь ли, я одно время служил военным советником в Анголе, – опустился я на кровать и положил руки на колени. – Мне приходилось много перемещаться по тамошним джунглям. А должен сказать, что ядовитых змей в этих лесах была тьма-тьмущая. Я не боялся их укусов – на этот счет всегда имел при себе противоядие. Но страшны были те змеи, которые плевались ядом – своим плевком они попадали с расстояния в двадцать шагов прямо в глаз человека. Яд этих змей действовал мгновенно. Соответственно, мгновенно приходилось и реагировать. К счастью, одновременно с плевком эти змеи издавали особый протяжный звук. Так что, услыхав его, я успевал в нужный момент пригнуть голову. Только мгновенная реакция помогла мне дожить до сегодняшнего дня…
– Я тебе не верю, – сказал сын.
– Клянусь, говорю чистую правду. У меня после этой Анголы загар с кожи не сходил почти два года. Я здорово смахивал после на типичного пуэрториканца. Поэтому мое начальство не придумало ничего умнее, как отправить меня на некоторое время в Соединенные Штаты Америки…