перебили пулеметным огнем. Трое моих бандитов, как ты их справедливо называешь, должны были пригнать через Грибовичи скот для нашего будущего стада.
— Ты, я вижу, основательно все организовал.
— Кроме главного! — усмехнулся он и вытащил из кармана авторучку и записную книжку. — Придется тебе быть моим наследником.
Написав несколько строк, он вырвал из книжки листок и протянул мне:
— Пошли человек пять-шесть в Любомль. Захватите с собой пару грузовиков. В записке приказ во всем подчиняться подателю. Но будьте осторожны. Те двое, которые охраняют девушек, — отъявленные бандиты. Советую сразу их прикончить. Они это заслужили! Во дворе стоят три грузовика под брезентом. С одним из них будьте осторожны. В нем взрывчатка и несколько ящиков гранат и снарядов. Пусть за руль сядет самый опытный водитель. Девчат не гоните. Им все равно некуда податься. Их родители или убиты, или умерли. В основном, они из Польши.
— Вы что и туда забрались?
— А почему бы и нет? Границ-то больше не существует!
Я подозвал одного из бойцов и послал его за Алексеем. Алексей внимательно выслушал меня, кивнул головой, что все понял, и хотел было идти, но его окликнул мой пленник:
— Постойте, я совсем забыл! Там же, но на заднем дворе, стоят три автоцистерны с горючим, так что возьмите еще трех водителей.
Алексей отозвал меня в сторону:
— Вы его раньше знали?
— Да, он был моим другом.
Алексей присвистнул и еще раз внимательно посмотрел на пленника.
— М-да… А нельзя ли его отпустить, ведь он уже, по сути, не опасен?
Типичный русский характер. Когда враг повержен, то к нему уже не чувствуют ненависти, даже жалеют.
— В душе я с тобой согласен, но имею ли я на это право. Что скажут остальные? Особенно, когда узнают, что раньше мы с ним были друзьями.
— Они уже забыли о нем. Он же не участвовал в нападении на стационар.
— Но был его организатором.
— Не думаю, что именно он отдал приказ стрелять в детей. У него для этого слишком интеллигентное лицо.
— Люди с такими лицами часто создают такие учения и мировоззрения, которые приносят больше горя и вреда, чем тысячи отъявленных бандитов.
— Ну, это когда было! — не сдавался Алексей. — Теперь нет ни радио, ни печати! Откровенно, меня уже мутит от крови.
— Как-будто я ее жажду! — мне стало немного обидно.
— Да нет, я понимаю! Когда необходимо, то вопросов нет, но сейчас… Я бы отпустил его… А?
— Ладно, иди и делай свое дело!
Мне все больше и больше нравился этот парень. Я чувствовал, что он будет самым надежным помощникам. Именно такие люди — бесстрашные в бою, сильные в своей доброте, нужны были мне в осуществлении задуманного.
Я вернулся к пленнику.
— Послушай, ты сам участвовал в набегах?
— Нет, конечно. Я только говорил, что нам нужно, а добывали остальные. Я все эти дни был в Любомле.
— Когда ты приказал захватить стационар?
— Я узнал, что ты уехал и не возвращаешься уже четыре дня. Значит, погиб. Под рукой не было подходящей базы. Если бы я знал, что ты вернулся, я бы не пошел на это.
Он говорил искренне.
— Но ты приказал выгнать детей?
— Вот уж нет! Ты можешь спросить пленных, если их еще не расстреляли. Я как раз хотел сохранить людей, ибо это входило в мои планы создания большой изоляты. Ты посмотри, сколько я собрал продуктов! Я как раз рассчитывал, что кормить придется больше народа. Когда я узнал, что детей выгнали, я чуть не расстрелял командира группы захвата.
— Почему же ты мне об этом не сказал раньше?
— Ты бы подумал, что я изворачиваюсь, чтобы спасти себе жизнь!
— А почему сказал сейчас?
— Ты спрашиваешь — я отвечаю.
Он оставался верен себе до конца. Гордый даже перед лицом близкой смерти.
— Кроме того… — он замолчал, видимо не решаясь говорить…
— Что? Договаривай.
— Со временем, когда эти ребята подросли бы, я хотел иметь в их лице противовес своей команде, в которой, как ты верно заметил, большинство были уголовниками.
— Что же, это логично! — согласился я. «Итак, будем считать, что из уголовных преступников тебя можно перевести в политические противники», — решил я и подозвал бойца.
— Пойди, — шепнул я ему так, чтобы пленник не слышал, — к Борису Ивановичу и скажи ему, чтобы собрал в рюкзак продуктов на три дня, да не забыл положить в него флягу с водой и бутылку водки. Принеси сюда один автомат и два магазина к нему.
Боец побежал выполнять распоряжение, а я вернулся к пленнику. Он встал, истолковав мои действия по-своему.
— Я не держу на тебя зла. Уверен, что у тебя ничего не получится с твоей затеей, но все равно желаю успеха… Прощай!
— Я тоже не держу больше на тебя зла. Что вскочил? Посидим еще, мы ведь так давно не виделись.
— Вот это ты зря. Так хорошо было… Зачем издеваться на прощение?
— С чего ты это взял?
Он ничего не стал отвечать, но послушно сел. На его лице была написана полная отрешенность.
Вернулся боец и принес то, за чем его посылали.
— Это тебе. Советую идти прямо на восток. — Я достал из кармана компас и протянул ему. — Километрах в тридцати отсюда есть сторожка лесника. Запомни, его зовут Иван Акимович. Передай ему от меня привет. У него, между прочим, молодая и красивая дочь. Думаю, что эпидемия их не затронула. Можешь переждать зиму там. Это совет, не приказ. Прощай!
Я резко повернулся и пошел к дороге. За мною последовали бойцы.
Глава VII
ЗИМОВКА
После разгрома банды прошло два месяца. Стоял декабрь. Морозы в этом году ударили сразу и озеро вскоре покрылось толстым слоем льда.
Я и мои спутники, то есть, те, кто прибыл со мною из Пригорска, включая семью Алексея, жили в спальном корпусе лагеря мединститута. Собственно, после сражения с бандитами вводить длительный карантин вроде бы и не имело смысла. Однако, как говорится, береженого и Бог бережет. Мы все-таки решили выдержать трехмесячный карантин. В случае заболевания кого-нибудь из нас остальные могли надеяться, что болезнь не распространится дальше.
Плохо, что из всех врачей, которые раньше были с нами, остался один стоматолог. Остальные уехали, как только появилось первое сообщение о начавшейся эпидемии, за своими семьями, да так и не вернулись. Мария Ивановна Бунь осталась, наверное, потому, что была одинокой, ей некуда было ехать. Когда
