Сергей ошеломлённо молчал.
– Ну вот видишь! – продолжала Ольга, – ты сам ответил на поставленный вопрос.
– Ещё один! В тебе лежит моя индивидуальность. Значит, ты – это я?
– Вначале все так и было. Ольга была только моделью, отражением твоей памяти. Ты, может быть, заметил её некоторую пассивность?
Сергей кивнул.
– Но потом…
– Ты её очень любил, – вдруг зарделась Ольга. – И я решила стать Ольгой! Это так хорошо быть любимой.
– Значит – ты…
– Я – Ольга, твоя любящая жена, и уже никем другим быть не могу. Даже если бы захотела. Но я никогда не захочу! Пойми, – продолжала она, – этот мир так же теперь реален для меня, как и для тебя. Я дышу тем же воздухом, ем пищу, которую ты приносишь из леса, и чувствую то же самое, что и ты. Мне было больно, когда я рожала, и будет ещё больно, потому что я хочу иметь ещё детей. Моё сердце замирает от страха, когда я вижу, как Вовка лезет на высокое дерево, и замирает от нежности, когда его ручонки тянутся ко мне и он говорит «мама». Что ещё надо, – в её голосе почувствовались слезы, – … что ещё надо… – повторила она, – чтобы быть человеком, женою, матерью?
Она была искренна. Её большие серые глаза смотрели на Сергея с какой-то трогательной беспомощностью, и эта, чисто женская беспомощность заставила его на секунду забыть истинное своё положение. Он вдруг почувствовал, как знакомая нежность к этой такой близкой красивой женщине заполняет его всего без остатка. Он протянул к ней руки, и она, словно давно ожидала этого, упала ему на грудь. Он целовал её мокрое от слез лицо, ощущая на губах их солёный вкус, прижимая к груди вздрагивающие от скрытого рыдания плечи. Нервное напряжение, которое не покидало его ни на минуту с тех пор, как он надел шлем и очутился здесь, исчезло. От него не осталось и следа. Он совершенно явственно ощутил в себе те перемены, которые обычно ощущает человек, вернувшийся домой после длительной и утомительной поездки.
Ольга поняла его и, оторвав от его груди голову, взглянула ему в глаза и счастливо улыбнулась.
Дождь давно уже прошёл. Они вышли на веранду. Небо очистилось от туч и было окрашено лучами заходящего солнца. Последние лучи его освещали верхушки высоких сосен, обступивших со всех сторон их дом. Птицы, как обычно перед сном, заполняли воздух своими вечерними перекликами. Через двор медленно, с достоинством, осторожно обходя лужи, время от времени брезгливо отряхивая лапы, шёл большой кот. Услышав шорох на веранде, он остановился, медленно повернул к ним голову и, увидев людей, на секунду закрыл глаза, как бы отдавая дань принятым условностям, затем отвернулся и не спеша пошёл дальше.
Они стояли на веранде, обнявшись. Сергей крепче прижал к себе Ольгу.
– Ты знаешь… мне так захотелось снова пойти в лес. Там я не раз вспоминал свою жизнь здесь… охоту, грибы…
– И Эльгу, конечно?
Сергей покраснел.
– Кстати, почему ты ничего о ней не спрашиваешь?
Сергей молчал, не зная, что говорить.
– Ну, хотя бы спросил, где она?..
– Я думал, что тебе это будет неприятно…
– Почему же?!
– Если ты женщина… – Сергей, запинаясь, начал что-то бормотать насчёт женской ревности.
Ольга рассмеялась заливистым звонким смехом:
– Напротив! Мне было очень приятно.
Сергей удивлённо заметил, что она не шутит.
– Милый ты мой! – Ольга обняла его и прижала к груди. – Эльга, твоя темноволосая Эльга – это я!
Сергей почувствовал, как земля уходит из-под ног.
– Но я же видел вас одновременно! – вскричал он.
– Ну и что? – ещё более развеселилась Ольга.
Сергей вдруг почувствовал, что кто-то опустил руки ему на плечи и темно-каштановые волосы волной закрыли ему глаза. Он стремительно обернулся. Это была Эльга. Обе женщины так и прыснули от смеха.
– Мне уже надоело ждать, пока вы тут выясните наконец отношения!
– Вовка спит? – спросила Ольга.
– Спит! Ну, вы уже все закончили? Или ещё осталось что-либо невыясненным? Я хочу есть! Вы мне отрезали путь к кухне, и я страшно проголодалась!
– Так ты?..
– Уже несколько часов сижу наверху в комнате Вовки и жду, когда же наконец вы позовёте меня к ужину!
На следующий день, уступая желанию Сергея, все отправились верхом на лошадях к южному склону горы за высыпавшими недавно, как сказала Эльга, рыжиками. Откуда на острове взялись лошади, Сергей, естественно, не спрашивал. Вовка, который не мог самостоятельно ехать верхом, сидел впереди Сергея, ухватившись руками за гриву арабского жеребца. На этот раз они взяли четыре объёмистые корзины, которые были привязаны к сёдлам лошадей Ольги и её подруги.
Решено провести на южных склонах два дня, заночевав в пещере. Сергею самому хотелось побывать на месте недавних событий. Он, сознательно или бессознательно, глубоко запрятал в память истинность своего положения и заставил себя воспринимать происходящее как реальность, и если время от времени мысли его возвращались к истинной оценке обстоятельств, то он старался как можно скорее погасить их. Так было спокойнее.
Прибыв на место, он стреножил лошадей и пустил их пастись на большой поляне, покрытой сочной травой, под присмотром Пальмы.
К вечеру две корзины были наполнены грибами. Поужинав и уложив детей в пещере, они ещё некоторое время сидели возле костра. Эльга скоро ушла спать, и они остались вдвоём с Ольгой.
– Ты хочешь что-то сказать? – прервала молчание Ольга.
– Да так… Почему-то вспомнилась Элиа… Ты знаешь, я до сих пор воспринимаю прошедшую там жизнь как реальность…
Ольга задержалась с ответом. Чувствовалось, что она хочет сказать, но не решается.
– Ты что-то скрываешь? – насторожился Сергей.
– Да нет… Ну хорошо! Только постарайся сохранить спокойствие… Элиа и то, что там с тобой было, – реальность.
– Реальность? Ты сказала – реальность?!
– Именно.
– Но каким образом?
– Этого я тебе не смогу объяснить, – с огорчением произнесла Ольга. – Существует логический барьер для твоего восприятия.
– Не понял…
– Человеческая логика – это крупица в общем обширном поле логики Мироздания. Даже мне она вся недоступна. Объяснить тебе её – это все равно, что объяснить мотыльку принципы дифференциального исчисления. Не обижайся, но это так. Я неудачно сказала «мотыльку», поэтому поправлюсь: младенцу. Младенец вырастет и созреет для восприятия. Не все сразу!
– Но ты бы могла…
– Ввести в тебя всю эту информацию другим способом? Ты это хочешь сказать?
– Конечно! Что же мешает?
– Это, милый, было бы равносильно убийству. Я бы убила тебя и убила бы окончательно… и себя вместе с тобой, так как без тебя я уже не могла бы существовать ни как Ольга, что по-человечески понятно, ни как система, которая, лишившись своей человеческой сущности, погибла бы. Всему своё время. Я обещаю тебе,
