тюрьму и освободим его и всех наших. Встретимся сразу же после этого свидания. Я сам подойду к тебе.
Выйдя за ворота тюрьмы, Эльга уже не могла сдержать рыдания. Она прислонилась к углу облицованного гранитом здания и почувствовала, что сейчас упадёт. Рядом скрипнули тормоза. Её кто-то подхватил на руки и внёс в машину. Это был Владимир.
– Ну что? – с беспокойством спросил он, протягивая ей флягу с водой.
Эльга несколько раз пыталась сказать слово, но спазмы в гортани мешали ей говорить.
– Отъедем подальше! – приказал Владимир водителю.
– Ну, успокойся и скажи, наконец, что случилось. Почему ты так расстроена?
– Он… он отказался, – выдавила из себя Эльга.
– Что?! Как?! Почему?! – вырвалось у Владимира.
Эльга отдышалась и, сбиваясь, начала рассказывать о результатах её переговоров с Сергеем. Поговорить удалось. Тюремщик, из уважения к Сергею, оставил их одних. Эльга передала мужу все, что ей рассказал Владимир. Сергей долго молчал, но потом наотрез отказался.
«Если я совершу побег, то тем самым признаю вину и неправоту моего дела. А это бы свело все на нет. Все наши усилия! Всю проделанную работу! Нет! Этого нельзя делать!»
– Я не могла его уговорить. Я стояла перед ним на коленях и просила согласиться ради нашего сына, но он сказал, что ради всех детей человеческих, ради их будущего он должен остаться и ждать приговора.
Владимир даже застонал.
– А что же Северцев, эта старая проститутка?!
Эльга ласково провела рукой по таким же, как и у Сергея, темно-пепельным волосам Владимира.
– Ты несправедлив к нему, Володя. Он три раза выступал на суде. Несколько раз требовал вмешательства Совета, но что он может сделать, и что может сделать Совет? Он не имеет влияния на судебную власть. Прокурор твердит, что закон нарушен, а закон один для всех.
Машина остановилась. Водитель, не получив указания, не знал, куда ехать дальше и, полуобернувшись, вопросительно посмотрел на Олянского, сидящего на заднем сидении рядом с Эльгой. Наклонившись вперёд, тот сжал руками голову и тихо, со стоном повторял:
– Ох, отец, отец…
Эльга схватила его за плечи и, пристально вглядываясь ему в лицо, прошептала:
– Что ты сказал? Повтори! Ты?..
Владимир кивнул головой.
– Да! Но он об этом не знает. Меня к нему прислала мать…
– Мать? Я ничего не понимаю… Ты… ты ведь взрослый… Как?..
– Потом, Эльга, потом. Сейчас я не в состоянии говорить…
– Поезжай, Миша, к ней домой, – велел он водителю.
– Завтра приговор… А там посмотрим! – с угрозой в голосе произнёс он, прощаясь с Эльгой.
ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНОЕ ЗАСЕДАНИЕ
ВЫДЕРЖКИ ИЗ РЕЧИ ПРОКУРОРА
– …Я не буду больше возвращаться к той изощрённой, можно сказать, патологической жестокости подсудимого и его помощников. Об этом говорили свидетели. Я не буду повторять их показания, так как хочу пощадить слух присутствующих в зале, особенно женщин. Здесь много говорилось о так называемом благородстве целей. Может быть, я подчёркиваю, может быть, обвиняемые действительно преследовали благородные цели. Может быть! (крики протеста). Я даже могу согласиться с этим. Но, господа! Человечество давно, раз и навсегда, совершенно справедливо осудило известный вам пресловутый принцип: «Цель оправдывает средства». Сколько раз человечество жестоко расплачивалось за применение этого принципа! Какие только преступления против человечности, против справедливости и гуманности не совершались под прикрытием этого принципа! Разве не ради него пылали костры инквизиции в мрачные годы средневековья? Разве не ради этого принципа отравляли в газовых камерах миллионы людей? И разве не этот же принцип взяли на вооружение сами неогуманисты? Благородство целей? Я, с вашего разрешения, ещё вернусь к этому вопросу. Но я хочу вам напомнить, что не было в истории человечества ни одного преступления, которое не прикрывалось бы благородством конечной цели. Ни один диктатор не приходил к власти, не пообещав человечеству установления в будущем справедливого и благоустроенного мира. Запомните это! И обратите внимание: чем заманчивее для простаков-обывателей были его обещания, тем более жестоким и более кровавым становился устанавливаемый им режим после захвата власти.
Здесь на суде говорилось, что действия подсудимых спасали демократию. Но, прошу вас, назовите мне хотя бы одного-единственного диктатора, который не начинал свои действия под флагом спасения демократии!
Да, подсудимые боролись с мафией. Никто не может этого отрицать. Но была ли это борьба за демократию, или же борьба за власть? Борьба за право осуществлять насилие? Обратимся к историческим примерам. Я прошу вас мысленно перенестись в жестокий двадцатый век. Фашизм, который чуть не погубил человечество. Разве не было внутрипартийной борьбы между различными течениями фашизма, когда одна группа уничтожала другую? Вспомните известную «ночь длинных ножей», когда Гитлер расправился со своими бывшими союзниками. Все это было, и все это может повториться! Перед захватом власти одна мафия вступает в борьбу с другой, и отличительной чертой этой борьбы является та страшная жестокость, с которой одна мафия расправляется с другой. Без выбора средств! Не останавливаясь ни перед чем! Это один из главнейших признаков наступления будущего террора по отношению к населению, когда мафия захватывает власть и укрепляет её страхом, насилием и террором, обращёнными уже на все население.
В прессе сейчас много пишут о вскрытии подсудимыми преступлений неогуманистов. Да, это так! Ну и что? Назовите мне хотя бы один случай вы истории, когда победитель в политической борьбе скрывал от общества преступления, совершённые побеждённым? Мы не видим здесь ничего нового.
Я хочу вам ещё раз напомнить, что первый и главный признак мафии, ставящей целью захват власти, – это полная неразборчивость в средствах для достижения цели. Имеем ли мы этот признак? Да! Он налицо! – прокурор сделал паузу, налил из графина воды, отпил глоток и продолжал:
– Второй признак – это глубочайшее презрение к народу, к демократии. Здесь подсудимые перещеголяли даже своих противников. Те хотя бы пытались прийти к власти законным путём, готовя референдум. Эти же организовали тайные боевые группы и даже не помышляли обратиться к народу (крики протеста).
– Я понимаю, что вас смущает. Вы имеете в виду книгу, написанную главным обвиняемым. Но это же несерьёзно! Вспомните, сколько издано таких романов-предупреждений. В романе можно выдумать все, что угодно, вплоть до нашествия инопланетян. Что же прикажете делать? После выхода в свет романа Уэллса «Борьба миров» человечество должно было бы готовиться к отражению десантов марсиан? Это же смешно, господа!
Но коль мы заговорили о романе, который автором назван очень образно – «Тупик», то позвольте обратить ваше внимание, что сам роман, особенно его конец, пропитан презрением к человечеству. Автор совершенно не верит в его силы, в его способность к сопротивлению насилию. Автор издевается над человечеством и в издевательском тоне описывает борьбу с режимом правозащитников и политической оппозиции. Единственные, кто вызывает у него симпатию, – это будущий диктатор, который, как и сам автор, не стесняется в выборе средств, да ещё группа экстремистов. Автор буквально упивается сценами насилия и жестокости, невольно выдавая себя, свой характер.
Следствие располагает сведениями, что роман написан самой СС. И это ещё более настораживает и пугает! СС, её психология, как теперь известно, формировалась под влиянием психологии подсудимого. Это страшно! Это очень страшно! Если подсудимый обладает такой изощрённой жестокостью, то что можно ожидать от сверхинтеллектуальной системы, психология которой скопирована с психологии подсудимого? Не нависла ли над человечеством ещё более страшная угроза, чем угроза захвата власти неогуманистами? Можем ли мы сейчас исключить это? Нет! Можем ли мы позволить жить подсудимому и, зная его нечеловеческие возможности, находиться под непрерывной угрозой полного, безоговорочного подчинения всего человечества лицу, которое даже нельзя назвать человеком, в истинном значении этого слова, чья
