государства.
– Итак, ты считаешь, что равенство невозможно? – подытожил Николай.
– Не считаю, а думаю. Я не склонён к категоричности заключений. Думаю, что политическое, гражданское равенство не только возможно, но уже достигнуто, что же касается материального, то при данной биологической природе человека – нет. Приходько… я не оправдываю его, но стараюсь понять… Приходько это положение, как он говорил, «усёк». Поняв, что равенство в материальном положении невозможно, он, естественно, решил, что лучше быть «наверху», чем «внизу». Правда, попытался достичь такого положения незаконным, преступным путём, за что и понёс наказание.
– У тебя, Вальтер, явная склонность пофилософствовать. Это национальная черта немцев.
– Как понимать тебя? Это что, хорошо или плохо?
– Хм… однозначно не ответишь… Иной раз бывало, что старушку Европу выворачивало наизнанку от ваших философских построений, как после похмелья. Но я не об этом. Почему все-таки ты думаешь, что нельзя добиться справедливого распределения общественного продукта?
– Охотно отвечу. Но скажи мне, что является критерием теории?
– Практика, Вальтер, практика!
– Вот и отлично. А практика говорит, что если общество поручит кому-то распределение общественного продукта, то этот кто-то начинает присваивать себе часть того, что доверило ему общество, и по мере того, как он входит во вкус такого положения, начинает присваивать себе все больше и больше, оставляя обществу то, что сам уже «сожрать» не в состоянии. Видишь ли, ошибка некоторых философов-социалистов заключалась в том, что они строили свои теории на допущении существования идеально чистых и бескорыстных людей, которым можно было бы поручить такое распределение.
– А ты не допускаешь, что этих людей можно держать под контролем общественности?
– Да вспомни же ты, Николай, как только у них появляется ключ от общественного богатства, они легко выходят из-под такого контроля и находят средства подавления любого недовольства со стороны общественности. И все опять сводится к неравенству. Неравенство создаётся за счёт воровства и ограбления группой распределителей остального населения и в силу своей социальной противоестественности, чтобы удержать создавшееся положение, неизбежно приводит к тоталитаризму.
Увлечённые спором, друзья не заметили, как отклонились далеко на восток. Вместо сплошных лесных массивов под ними была ровная степь.
Первым заметил свою оплошность Николай и громко чертыхнулся. Он круто изменил направление полёта.
– Философия никогда к добру не приводит. Вот из-за неё теперь придётся делать крюк. Как я не заметил, что пересёк Аттис?! Не хватает, чтобы мы пересекли устье реки Синченко, тогда прямым ходом прибудем в лагерь. Как тогда объясним Сергею, где это мы болтались почти двое суток?
– Кажется, мы ещё не миновали устье реки Синченко. Там горы виднелись на востоке, а здесь ровная степь. Держи прямо на запад, а потом пойдём по течению Аттиса, – успокоил Николая Владимир.
– Я поднимусь выше, чтобы расширить обзор.
Вертолёт круто пошёл вверх. Небо было безоблачным. На высоте четырех километров далеко на западе показалась узкая лента реки. От реки на восток ползла тонкая длинная змейка.
– Что это такое? – недоуменно спросил Николай.
– Сейчас выясню! – Владимир стал настраивать объективы видеотелекамеры. Изображение никак не удавалось синхронизировать. Правый объектив почему-то заело, и он не хотел подниматься. Возможно, при посадке в лесу его механическая часть была повреждена. Устранить же в полёте неисправность вынесенных наружу телеобъективов не представлялось возможным.
– Давай подлети ближе. Правый объектив что-то барахлит.
Вертолёт круто нырнул вниз и стал приближаться к ползущей по степи змейке. Владимир оставил пульт управления испорченной телекамеры и взял в руки бинокль. До змейки оставалось километров пятнадцать.
– Кентавры! – сообщил он.
– А! – протянул Николай. – Старые знакомые. Сейчас я их пугану!
– Стоит ли? – попытался остановить его Вальтер. – Сергей говорил, чтобы мы не вмешивались.
– Я только немножко. Наглые существа!
Вертолёт стал быстро приближаться к отряду кентавров.
– Ах, негодяи! – закричал Николай.
Вертолёт пошёл на снижение.
– Что там?
– Они гонят пленников. Сейчас я их! – Николай включил сирену и пронзительный рёв огласил степь.
Кентавры, увидев летящее прямо на них чудовище, в панике бросились врассыпную, оставив связанных в цепочку пленников. Николай преследовал их километров десять, затем выключил сирену и посадил машину метрах в тридцати от колонны пленников. Те, как были, так и остались в цепочке, несмотря на то, что многие из них попадали на землю от ужаса.
Выскочившие из вертолёта земляне направились к пленникам и увидели, что те не могли не то что бежать, но даже изменить положение. На шею каждого была надета рогатка, другой конец которой прикреплялся к шее второго, и так далее. Кроме того, руки каждого были вывернуты назад и туго скручены верёвкой, второй конец которой в виде скользящей петли был накинут на голову идущего сзади. Таким образом, если бы кому-то взбрело в голову попытаться развязать руки, он тут же затянул бы петлю на шее идущего сзади товарища. В цепочке Владимир насчитал тридцать мужчин и около сотни женщин.
Пока его товарищи освобождали пленных, он прошёлся вдоль цепочки лапифок с надеждой встретить среди них Ореаду. Но все женщины были незнакомы ему, среди них не было ни одной, кто спасался с ним от Пифона в долине.
Освобождённые пленники тут же падали на траву, то ли от усталости и изнеможения, то ли от страха.
– Ну, что мы будем с ними делать? – кивнул Владимир на лежащих без движения освобождённых лапифов.
– Да ничего! Сейчас сядем в вертолёт и оставим их. Придут в себя – побредут домой.
– А если кентавры вернутся?
– Вряд ли, я их так напугал, что они, наверное, и сейчас чешут по степи не останавливаясь.
– Эти напуганы не меньше.
– Ты бы не смог с ними поговорить? Успокой, скажи, что им от нас не будет никакой обиды.
– Попробую. – Владимир направился к кучке пленников. Некоторые уже отошли от страха и стали подниматься на ноги. Когда он подошёл к ним, послышался тихий ропот. Ухо его уловило знакомое слово «Уран».
«Они принимают нас за титанов», – догадался он.
– Подойди ко мне! – выбрал он среди лапифов высокого мужчину, смелого на вид.
Тот подошёл и хотел было опуститься на колени, но Владимир жестом удержал его.
– Далеко ли отсюда ваше селение? – спросил он.
Услышав родную речь, лапиф вздрогнул, но ответил:
– Два дневных перехода, господин.
– Вы сможете идти?
– Ты даришь нам свободу?
– Да, вы все свободны, можете идти домой!
Лапиф повернулся к пленникам и быстро прокричал им весть, но так быстро, что Владимир ничего не смог разобрать. Однако по радостным возгласам бывших пленников понял, что лапиф передал им его слова. Пленники стали один за другим подниматься на ноги.
– Как вы переправитесь через реку?
– Там на берегу остались вытащенные на сушу плоты, на которых нас перевезли кентавры.
В это время от толпы пленников отделились человек пять мужчин и быстро побежали на запад, к реке.
