Кто-то указал на то, что за завтраком награжденный император не провозгласил, как того требовал обычай, тоста за здоровье короля Великобритании. К месту вспомнили, что Николай II даже не надел пожалованного ордена к завтраку…Откинув голову, Бьюкеннен погрузился в размышления. Все свои усилия (и посол Франции также) он направлял на сохранение России в войне. Это ему представлялось самым важным. Ради этого он напрягал все свое умение, все искусство. Он всячески противился тому, чтобы Николай II сам занял пост Верховного главнокомандующего (чем и заслужил немилость императрицы). Великий князь Николай Николаевич представлялся ему полководцем более значительным, нежели сам государь… Очень умело вмешался он и в интригу против Распутина. Проведав через информаторов о готовящемся отравлении «святого старца», сэр Джордж сумел сделать так, что яд в пирожных был заменен обыкновенным кофеином.
Вся работа Бьюкеннена преследовала одну большую стратегическую цель: Россия обязана воевать и, следовательно, должна оставаться сильной, боеспособной.
Как вдруг это распоряжение из Лондона о помощи японцам!
Чутьем опытного интригана он почувствовал, что многое в намерениях своего начальства он попросту не понимает. Замыслы настолько глубоки, что постичь их не под силу даже опытному дипломату с громадным стажем.
Николай II, как и обещал, вернулся в Царское Село через несколько недель. Бьюкеннен напомнил престарелому Фредерик-су о царском приглашении. Министр двора ответил благожелательно. Однако прошло более месяца, прежде чем обещанная аудиенция состоялась.
Это были чрезвычайно напряженные недели.
Потерял свой пост министра иностранных дел англоман Сазонов – верный человек.
В компенсацию за эти неудачи сэр Джордж был удостоен весьма теплой встречи в Москве. Широкая и хлебосольная, древняя столица постоянно пикировалась с надменным Петербургом. Бьюкеннена сделали почетным гражданином Москвы – честь, оказанная лишь девяти персонам, причем из иностранцев он – первый.
А в конце октября он принял и долго беседовал с Милюковым. Профессор собирался выступить в Думе со своей обличительной речью («Что это: глупость или измена?») и просил защиты в случае царского гнева. Сэр Джордж пообещал укрыть его в посольстве, а затем и переправить на военном корабле в Англию. В начале следующего года в Петрограде намечалось большое совещание союзников, и делегации приедут на крейсерах в сопровождении миноносцев… Такое мощное прикрытие вошло в обычай после прошлогоднего несчастья с лордом Китченером. Корабль, на котором плыл в Россию английский военачальник, был торпедирован в Северном море немецкой подводной лодкой. Англия лишилась выдающегося деятеля.Холодным осенним днем Бьюкеннен был доставлен в Царское Село, прелестное дачное место, где он бывал десятки раз. В уютном и покойном вагончике, похожем на душистую каретку парижской дамы полусвета, посол не переставал анализировать потрясающую новость, сообщенную ему вчерашним вечером молодым князем Сергеем Путятиным. Блестящий гвардейский офицер, князь недавно скандализировал царскую семью своей открытой связью с великой княжной Марией Павловной. Он жил в прекрасном отцовском дворце на Миллионной улице, неподалеку от Зимнего дворца. По умонастроению таких, как этот гвардеец, Бьюкеннен проверял свои предположения о перспективе ближайших событий в неспокойном Петрограде. Вчера Сергей Путятин засиделся в посольском особняке за ужином. Он почему-то был настроен с предельной откровенностью. Он поверг Бьюкен-нена в столбняк, вдруг сообщив, что убийство Распутина ничего не изменило, что дело решено поправить обыкновенным дворцовым переворотом. Участники – небольшая группа решительных офицеров гвардии. Пока не решено – будет ли убита вся царская семья или же можно ограничиться убийством одной императрицы.
Всю ночь сэр Джордж провел взволнованно, в глубоких размышлениях. Как видно, в самые ближайшие дни России предстоит ступить на совершенно новый путь. Перемена венценосца… Устранение императрицы… Новый государь Алексей II при регентстве дяди, великого князя Михаила… Посол предчувствовал, как будет ошеломлен лорд Мильнер, руководитель делегации Великобритании на конференции союзников. Крейсер с лордом Мильнером как будто уже вышел из гавани Саутгемптона и вскоре ожидается на Кронштадском рейде. Сэр Джордж не сомневался, что его новости для лорда Мильнера непременно скажутся на всем ходе конференции. Таково значение событий, совершающихся не публично, а тайком, под завесой официальных мероприятий.
На вокзале в Царском Селе англичан ждали дворцовые кареты. Камергер провел приглашенных в огромную приемную и принялся занимать их учтивым разговором. Сам Бьюкеннен, плохо слушая, краем глаза поглядывал в огромное, заснеженное окно. Внезапно он оживился: по расчищенной в снегу дорожке быстро вышагивал Николай II в шинели и папахе. Он совершал обычную прогулку в перерыве между аудиенциями. Бьюкеннен догадался, что день императора начался давно, он уже успел утомиться.
В последний раз посол прикинул, что он сейчас скажет русскому императору. Промелькнула мысль: как бы не вышло, что именно сегодняшний разговор получится последним. События надвигались грозной, неостановимой лавиной.Будучи введенным в кабинет царя, посол с самого начала поразился: Николай II стоял. Обычно же установился обычай, что посла Великобритании русский самодержец принимал без официальных формальностей, сразу же предлагал кресло и протягивал ему табакерку, а то и предлагал курить. На этот раз весь тон встречи был словно заморожен. Впрочем, суровую официальность можно было понимать и совершенно иначе: император помнил последний разговор в Ставке и не хотел такого же повторения – суровым началом встречи он как бы предостерегал посла не касаться тех вопросов, которые его совершенно не затрагивали.
Вблизи лицо императора поражало своей болезненностью. Бьюкеннен дольше обычного задержал взгляд на слежавшихся царских волосах. Создавалось впечатление, что, сняв теплую полковничью папаху, Николай II не причесался перед зеркалом. Однако нет, волосы были причесаны, но чрезвычайно редки, жидки. Русский царь катастрофически лысел. Эта картина быстрого увядания с неожиданною силой уколола совесть сэра Джорджа. Он вспомнил вчерашнее сообщение князя Путятина о подготовленном перевороте. Перед послом Великобритании стоял с каменным выражением чрезвычайно болезненного лица обреченный человек. В особенности жалко выглядели прилизанные волосы, сквозь них просматривалась бледная, нездоровая кожа царской головы. И эти дряблые мешочки под глазами… Эти «гусиные лапки» вокруг глаз…
Бьюкеннену пришлось сделать усилие, чтобы взять себя в руки.
По протоколу, начинать беседу полагалось императору. Николай II с грустью сообщил о смерти графа Бенкендорфа, последовавшей сегодня утром. Граф много лет исполнял обязанности посла России в Лондоне, был убежденным англофилом. Сэр Джордж выразил сожаление и заметил, что трудно подыскать замену такому человеку. Царь обронил, что на пост российского посла в Великобритании назначается Сазонов. «Не доедет!» – подумалось Бьюкеннену. У него не выходило из головы вчерашнее сообщение князя Путятина. На получение агремана уйдет не меньше месяца: колеса дипломатической машины вращались величаво, не торопясь.
