ИСТОРИЯ РОССИИ с древнейших времен до 1618 г.Учебник для ВУЗов. В двух книгах. Книга первая.

сообщения: в какой степени надежен этот источник.

Имеются разночтения и в определении этнического состава первоначального поселения Новгорода. Но это и естественно: по Волго-Балтийскому пути с запада на восток шли разноязычные отряды и просто переселенцы. В «Сказании о призвании варягов», датированном в летописи 50—60-ми гг. IX столетия, действуют два славянских племени и три угро-финских в качестве уже оформившейся федерации и, следовательно, возникшей ранее этого времени. И здесь же присутствуют этнически неопределенные «варяги», которые явно пришли сюда ранее описываемых событий, если даже далекая от Балтики меря должна была платить им дань.

Разные мнения исследователей предопределяют и то обстоятельство, что ранние новгородские летописи сохранили меньше материала, нежели более поздние — софийско-новгород-ские. Это особенно заметно при описании событий XI в., которые Новгородская Первая летопись передает, следуя в основном за одной из редакций «Повести временных лет» (до 1115 г.). Именно это обстоятельство породило распространенное мнение, что до XII в. в Новгороде не было самостоятельного летописания. В принципе расхождения в определении начала новгородского летописания — это одно из многочисленных следствий различного понимания самой сути летописания: единое «древо» или сосуществование и борьба различных традиций, выражающих интересы разных политических сил и идеологических устремлений.

Судя по предисловию к Новгородской Первой летописи, этот свод возник в период между 1204—1261 гг. По ряду признаков определяется, что свод составлялся в середине XIII в., а позднее он был доведен до 30-х гг. XIV столетия. Именно до середины XIII'в. использован новгородский источник составителем Ростовского сборника. Свод использовал редакцию «Повести временных лет» в хронологических пределах до 1115 г. (но без договоров), которая послужила основой этой ветви новгородского летописания, но она не была ни единственной, ни древнейшей.

В этом смысле важно обращение к софийско-новгородским летописям XV в. Вообще, софийско-новгородские летописи — это скорее материал для летописного свода, нежели сам свод. Летописец оставляет заметки, возможно и для себя, вроде: «ищи в Киевском», не раскрывая содержания соответствующего текста «Повести временных лет». Именно вследствие незавершенности работы над текстом в летописях нередки дублирования одних и тех же событий под разными годами. Но в этом неупорядоченном материале просматриваются следы более раннего новгородского летописания, в том числе совершенно неотраженного в Новгородской Первой летописи. Например, софийско-новгородские летописи века дают материал о времени княжения Ярослава (первая половина XI в.), которого «Повесть временных лет» не знает. И этот материал явно новгородского происхождения.

Определенным этапом работы в рамках этой новгородской традиции был свод, составлявшийся в 80 -е г. XII в., предположительно Германом Воятой, скончавшимся в 1188 г. При этом важно, что в Синодальном (древнейшем) списке Новгородской Первой летописи этот летописец обозначает себя под 1144 г.: «Постави мя попомь архиепископ святый Нифонт». Весьма вероятно, что именно в этом своде было привлечено и ростовское летописание, а именно «Летописец старый Ростовский». Его влияние заметно в рассказах о Моисее Угрине, сестре Ярослава Предславе, Мстиславе «Лютом» и некоторых других. Причем в данном случае речь идет именно о своде, т. е. создании характерного для феодальной Руси и России исторического труда, соединявшего разные письменные источники. В таких сводах ранее составленные своды обычно продолжались, часто без переработки. Поэтому, скорее всего, и на протяжении XII столетия в Новгороде явно был не один центр ведения летописных записей.

Те из исследователей, кто признавал существование новгородского летописания в XI в. (A.A. Шахматов, Б.А. Рыбаков, ряд авторов XIX столетия), обычно искали следы его в 50-х гг. У Шахматова это новгородский материал, привлеченный в Киеве впервые в предполагавшийся им «Начальный свод 1095 года», и следы его он искал в составе «Повести временных лет». Б.А. Рыбаков говорит об «Остромировой летописи», в большей мере используя материал софийско-новгородских летописей, т. е. с неизбежным выходом на иную традицию, нежели отраженную в «Повести временных лет». Такая датировка подтверждается важным указанием софийско-новгородских летописей под 1030 г. В них по сравнению с «Повестью временных лет» добавлено, что в 1030 г. Ярослав после создания города Юрьева вернулся в Новгород и собрал «от старост и поповых детей 300 учити книгам». А далее следует исключительно важное «припоминание»: «Преставися архиепископ Аким Новгородский, и бяше ученик его Ефрем, иже ны учаше». Ефрем, очевидно, возглавлял новгородскую епархию, как Анастас и позднее Иларион киевскую церковь. Первый (или один из первых) новгородский летописец определяет себя как ученика Ефрема, и это ведет именно к середине XI в., поскольку о Ефреме говорится уже в прошедшем времени, ведь Ефрем исполнял обязанности главы новгородской церкви до утверждения византийской митрополии в Киеве в 1037 г.

В основе софийско-новгородских летописей лежит свод 1418 г., непосредственно до нас не дошедший. Но с ним, видимо, были знакомы составители младшего извода Новгородской Первой летописи. В софийско-новгородских летописях отмечается хронологическая путаница, что может свидетельствовать об отсутствии в первоначальном тексте абсолютных дат: даты проставлялись либо летописцем середины XI в., либо более поздним летописцем.

* * *

В XII—XIII вв. Новгородская земля устойчиво держалась общинно-республиканских форм общежития, сохранявшихся на протяжении многих столетий и не до конца задавленных идеологией и практикой крепостничества. Уже говорилось, что по специфике своего социально- политического устройства Новгород близок городам славянского балтийского Поморья (Южная Балтика). Эта специфика и составляла своеобразие Новгородской земли в рамках восточнославянского государственного и этнического объединения: изначальная слабость княжеской власти; большой авторитет религиозной власти (и в язычестве, и в христианстве); вовлеченность в социально-политические процессы разных слоев населения (помимо холопов-рабов).

Из пределов Новгородской земли эта система социально-политических отношений распространилась далеко на восток, вплоть до Сибири, как это показал, в частности, Д.К. Зеленин. Характерно, что подобная система особенное распространение получила на тех территориях, где земледелие существует, но оно неустойчиво, а потому большую роль играют промыслы и торговля. Важен и еще один момент — на этих территориях никогда не было и не будет крепостного права, поскольку феодальные вотчины здесь не имеют смысла: насильно привязанный к месту смерд ничего не даст его потенциальному владельцу. Зато «дани» и «оброки» сохранятся в этих регионах на протяжении столетий. Повлияло на отсутствие крепостного права и то обстоятельство, что в сельской местности, находящейся в суровых и неустойчивых климатических условиях, требовались инициатива каждого работника и соблюдение принципа «артельности». Это, в свою очередь, вызывало необходимость сохранения общинной общественной структуры, в которой господствовал принцип выборности руководителей, когда лица, занимающие выборные должности, осуществляли внутреннее управление общиной и представительство общины вовне ее.

Для понимания своеобразия социально-политического устройства Новгородской земли необходимо учитывать и тот факт, что в Новгородской земле существовала иерархия городов — все города рассматривались в качестве «пригородов» Новгорода и должны были нести по отношению к нему определенные повинности. Но внутри каждого из этих городов управление выстраивалось «снизу вверх», так же как и в самом Новгороде. Конечно, с углублением социальных противоречий, между «верхами» и «низами» городского общества часто возникали противостояния, а то и открытая борьба. Но «смерд», как основная категория населения, являлся значимой фигурой и в начале XI в., и в XII в., и позднее, когда князья в противостоянии боярам оказывали поддержку именно «смердам».