ИСТОРИЯ РОССИИ с древнейших времен до 1618 г.Учебник для ВУЗов. В двух книгах. Книга вторая.

территориальных претензий к Москве и еще больше к серпуховскому князю.

Согласованность действий явных и тайных врагов Москвы проявилась и в договоренности литовской стороны с Мамаем. В том же 1371 г. Мамай в Орде выдал Михаилу Тверскому ярлык на великое княжение. Интересна аргументация нового поворота настроений в Орде: «Княжение есмы тебе (Михаилу. — А.К.) дали великое и давали те есмы рать, и ты не понял (т.е. не взял. — А.К.), рекл еси своею силою сести, и ты сяди с кем ти любо». Отказ тверского князя от ордынской военной помощи озадачил и некоторых наших историков. Мотивов же для такого решения было немало: во-первых, нетрудно заметить, что на фоне постоянных убийств ближайших родственников у ордынских чингизидов на Руси усобицы с середины столетия не сопровождались ни разу убийствами правящих «Рюриковичей». Во-вторых, в самой Твери это слишком напомнило бы 1327 г. И, в-третьих, Михаил Тверской, конечно, понимал, что в Северо-Восточной Руси его воспринимали враждебно как ставленника Литвы, внешней для русских земель власти. К тому же новое татарское нашествие на Русь в открытом виде не могли благословить ни Константинополь, ни Вильна.

Дмитрий вновь распорядился перекрыть дороги, но Михаил сумел добраться до Твери. Посол Мамая Сарыхожа потребовал от московского князя прибытия во Владимир «к ярлыку». Впервые русский князь открыто заявил, что «к ярлыку» он не поедет и в земли великого княжения ставленника Мамая не пустит. Сарыхо-жу князь пригласил в Москву, и тот, вручив ярлык Михаилу, откликнулся на приглашение, желая получить «многыя дары и серебро», пояснил летописец. Сарыхожа «на Москве поймав многи дары поиде в Орду», а вслед за ним в Орду отправился Дмитрий. Алексий проводил князя до Оки «и благословил его, молитву сотворив». Именно теперь, в отсутствие князя, на Москву приехали литовские послы для утверждения мира и обручения Владимира Андреевича с дочерью Ольгерда Еленой, а Михаил в то же самое время разорял московские и союзные с Москвой волости Поволжья.

Сам же князь Дмитрий в Орде «многы дары и велике посулы подавал Мамаю и царицам и князем, чтобы княжения не отьняли». Выкупил он за 10 тысяч «московских гривен» (так у Татищева) и сына Михаила Тверского Ивана, находившегося в Орде. В Москве Иван будет находиться при митрополите Алексии около двух лет, пока его не выкупит Михаил, и, конечно, это было весомым аргументом в обострившейся борьбе за титул великого князя.

Так или иначе, Дмитрий Иванович сумел перекупить великокняжеский ярлык. Со времен Ивана Калиты русская дань шла в Орду через Москву. Этот фактор и был первостепенным аргументом в Орде при распределении ярлыков. Тверской князь не смог бы собрать эту дань. Да и прочный союз Михаила с Ольгердом не мог входить в планы правителей Орды. Такой союз там нужен был только для напоминания Москве, кто в Восточной Европе хозяин. Теперь же, казалось, Москва совершенно унижена и отброшена ко временам начала XIVв.

Дмитрий Иванович вернулся из Орды с ярлыком на великое княжение и огромными долгами, и ему пришлось собирать деньги по городам. Летописец отметил этот факт однозначно: «И бышеть от него по городом тягость данная велика людем». Тем не менее к тверскому князю люди из городов не перебежали. Снова сторону Москвы приняли кашинцы во главе с Михаилом Васильевичем. Но в то же время обострились отношения с Олегом Рязанским, который напоминал о своей помощи в отражении «Второй Литов-щины», за что Дмитрий, по сообщению Татищева, обещал вернуть Рязани Лопасню. Но после заключения «вечного мира» с Ольгердом Дмитрий отказался выполнить обещание, ссылаясь на то, что Олег лишь «стоял на меже», а на помощь так и не пришел. Спор решили силой оружия: рязанский князь силой захватил Лопасню, но был разбит ратью под командованием впервые упоминаемого Дмитрия Михайловича Боброка- Волынского.

«Вечный мир» с Литвой продолжался недолго. Уже в 1372 г. литовские рати помогали тверскому князю, грабя и разоряя поволжские волости. А затем на Русь двинулся и сам Ольгерд. Но « Третья Литовщина» была отражена — у Любутска литовская рать была задержана московским войском. Сторожевой полк литовцев был разбит москвичами, а основные силы простояли несколько дней друг против друга по разные стороны глубокого оврага и решили вновь помириться.

Дальнейшая борьба принимает как бы «окопный» характер. Михаилу надо было добиваться возвращения из Москвы сына Ивана, а за это приходилось возвращать захваченные с помощью Литвы территории. И хотя по требованию Константинополя Алексию пришлось снять отлучение тверского князя и епископа, давление на Тверь по церковной линии продолжалось. В 1373 г. враждебный Москве тверской епископ скончался, и Алексий целый год не посвящал нового. Из-за Торжка резко обострились и отношения Твери с Новгородом. Видимо, в связи с этим в Новгороде от Покрова до Петрова дня (почти целый «сентябрьский» год) сидел Владимир Андреевич Серпуховский. Летописи лишь сообщают этот факт, никак его не комментируя, а в Новгородской Первой летописи — это вообще единственное сообщение за весь год. Также без объяснений сообщается и об отъезде из Новгорода Владимира Андреевича. Однако объяснение надо искать не в новгородских и не в тверских, а в татарских делах. В Орде в этом году происходила очередная «замятия», в ходе которой «мнози князи ординские между собой из-биени быша». Но «замятии», ослабляя Орду в целом, обычно развязывали руки вольнице, готовой грабить и своих и тем более чужих. В данном случае Орда Мамая обрушилась на рязанские города, сжигая, грабя и угоняя в плен всех, кого успела захватить. Москва поддержки Рязани не оказала, но Дмитрий «со всею силою» стоял на берегу Оки, дабы не допустить татар на московскую сторону. И Владимир Андреевич явно стремился сюда, поскольку в первую очередь могли пострадать именно его владения.

Татарская угроза побуждала к смягчению противостояния с Тверью, а княжества, открытые для татарских набегов, острее ощутили необходимость совместных действий против «дикого Поля». В 1374 г. нижегородцы уничтожили «посольство Мамая» и тысячу татар с ним, видимо, надеясь на поддержку Москвы,, в случае если Орда попыталась бы наказать их за дерзость. Готовился к отражению возможных нападений с юга и Владимир Андреевич. В том же году он «заложи град Серпохов в своей отчине и повеле его нарядити и срубити дубов, а гражанам, живущим в нем, и человеком торжьствующем подасть великую волю и ос-лабу и многу льготу». «Розмирье с татарами и Мамаем» в этом году было и у Дмитрия.

Между тем Алексию проводить свою политику в интересах Северо-Восточной Руси было весьма не просто. Из Константинополя от патриарха Филофея шли укоры, настояния, требования прибытия в Константинополь для отчета, а практически на суд. Алексий же ограничивался письменными ответами, которые Филофея если и удовлетворяли, то лишь отчасти. В качестве своеобразного маневра можно понять акцию, осуществленную в 1372 г., т.е. в период особенно настойчивых требований Константинополя к митрополиту стоять над князьями и княжествами и отказаться от обеспечения интересов Московского княжества. По Троицкой летописи,- близкой к событиям, «месяца августа в 15 на праздник святыа Богородица, честнаго ее Успениа, бысть чюдо во граде Москве у гроба святого Петра митрополита, прощен бысть некий отрок 7 лет, зане не имеаше рукы, прикорчев-шеся к переем и нему сущу ему, и не могущу проглаголати; егда же пресвященный Алексей митрополит скончеваше святую литургию, тогда проглагола отрок и простреся ему рука его, и бысть цела, яко и другая. То видев Алексий митрополит повеле звони-ти, и пеша канун молебен со всем клиросом и со всем збором. И прославиша Бога и святую Богородицу и угодника Христова Петра митрополита, нового чюдотворца в Руси». Как было сказано, Алексий был признанным чудесным целителем, и что-то реальное в основе этого рассказа, видимо, лежало. Но митрополит приписывает «чудо» Петру, святость которого признавала и Византия. Таким образом, святость Петра показывала и Москву как религиозный центр Руси.

В Византии заметили новый подъем авторитета Москвы и тенденцию к политической консолидации княжеств Северо-Восточной Руси на антиордынской и антилитовской основе. Поскольку эти процессы в церковном плане завязывались наличности митрополита Алексия, предпринимается очередная попытка либо заставить его изменить политические предпочтения, либо заставить отказаться от сана. В Москву прибывает очередной патриарший посол — болгарин, исихаст Киприан (ок. 1340—1406). Снова поднимается вопрос о явке на допрос в Константинополь, снова проверяется конкретная деятельность митрополита, в частности, говоря современным языком, его «кадровая политика». 1374 г. в летописях, близких Троицкой, открывается известием о поставлении на епископскую кафедру Суздаля и Нижнего Новгорода Дионисия, архимандрита Печерского (Нижегородского) монастыря. Летописи дают новому епископу самую лестную характеристику, отмечая, в частности, заслуги его в монастырском строительстве и пропаганде монастырского общежития. Эта деталь позволяет полагать, что нижегородского кандидата Алексий поддерживал и, возможно, надеялся использовать в сдерживании