ИСТОРИЯ РОССИИ с древнейших времен до 1618 г.Учебник для ВУЗов. В двух книгах. Книга вторая.

столкновение с «национальными» церквами. А вывод отсюда следует парадоксальный — освобождение от «национального» гнета приходит не от патриотических, а от космополитических сил и устремлений. Так ли это? И о том ли свидетельствуют источники?

Со времени монголо-татарского нашествия на Руси сменилось три поколения, прежде чем в общественном сознании сформировались воля к освобождению и укрепилось убеждение в возможности победы. И не случайно, что формировались они там, где сохранились общинные традиции, а само возрождение Руси начиналось с укрепления общины. Община становится и средством выживания, и рамками непосредственного мировоззрения, и мерилом нравственности. Община консервирует быт, и она же питает этническое самосознание. «Национальная» церковь должна была приспосабливаться к этому сознанию. И не случайно, что монастырская реформа митрополита Алексия нашла весьма благодатную почву в Северо-Восточной Руси, где община укрепилась и практически не повлияла на монастырскую жизнь в областях, оставшихся под властью Литвы и Польши. Именно в пределах Великороссии Алексий сумел соединить интересы «Земли» и церкви.

Г.М. Прохоров полагает, что инициатором монастырской реформы был не Алексий, а патриарх Филофей, послание которого к Сергию имеется в Житии Сергия Радонежского. «Сергий, — как бы резюмирует Прохоров, — хотя и не без труда, перестроил свой монастырь по общежительному принципу и (цитируется Житие. — А.К.) 'все богатство и имение обще сотвориша и никому же ничто же дръжати, ниже своим звати что, но вся обща имети. Ел иди же тако не восхотеша, отай изыдоша из монастыря, и оттоле уставися общее житие в монастыре святаго Сергия'». Патриарх Филофей в данном случае предстает борцом против частной собственности и индивидуализма, но именно следование последним двум качествам как раз и отличают исихазм от иных течений в христианстве и разного рода утопий и исканий социальной справедливости.

ЕМ. Прохорову приходится осуждать Е.Е. Голубинского и И.У. Будовница за «гиперкритицизм», поскольку и тот и другой весьма скептически отнеслись к такому показанию источника. УЕМ. Прохорова получается, что и митрополита Алексия почти два года держали в Константинополе не «человеческого ради сребролюбия», а для прохождения курса преимуществ монастырского «общежития» перед преобладавшими в ХГУ в. в Византии «келиот-скими», т.е. особножительскими монастырями.

В заслугу Киприану обычно ставят его борьбу за митрополию «всея Руси», и соответственно Алексий принижается как некий «раскольник», соглашавшийся быть пастырем лишь одной ее части. Но, как сказано выше, Алексий объединял те земли (Велико-россию), для которых первостепенной задачей было смягчение ордынского ига или даже полное освобождение от него. Русские земли под властью Вильны и Варшавы (куда Алексия не пускали) имели иные задачи и питались иными идеями. И необходимо учитывать, в какой мере реальная деятельность Киприана отвечала интересам Москвы и Вильны.

Поскольку заслугу исихастов некоторые авторы видят именно в победе Руси на Куликовом поле, целесообразно дать слово и специалистам, иначе понимающим те же события и те же источники. В этом ряду одно из самых почетных мест принадлежит историку церкви A.B. Карташеву. В связи с рассматриваемым вопросом A.B. Карташев справедливо (при всем уважении к сану) замечает, что сам патриарх Филофей повинен в разделении митрополии «всея Руси» на три противостоящие друг другу: Галицкую для латинской Варшавы, Киевскую для Литвы, Владимиро-Москов-скую для Руси Северо-Восточной.

Вполне убедительна оценка A.B. Карташевым и деятельности в 70-е гг. Киприана: «Прибыв на Русь и сообразив все наличные обстоятельства порученного его разбору дела, Киприан нашел возможным сам добиться русской митрополии с помощью противников Москвы. Он сразу же повел предательскую политику по отношению к митрополиту Алексию, а для того, чтобы его коварные замыслы не обнаружились раньше времени, отослал от себя в Константинополь данного ему патриархом сотоварища. Митрополит Алексий сам было хотел поехать в Константинополь для оправданий, но Киприан отклонил его от этого намерения, обещая со своей стороны привлечь к нему милости патриарха. Из Москвы Киприан, одаренный митрополитом, переехал для продолжения своей «миротворческой» миссии в Литву. В среде литовских князей он встретил самую горячую вражду к митрополиту Алексию и желание отделиться от него, а если можно, то и захватить в свои руки принадлежавшую ему церковную власть над всей Русью. Киприан не замедлил принять сторону Ольгерда, вошел в его доверие и был облюбован им как наилучший конкурент московскому митрополиту. Составился план: обвинить и низложить митрополита Алексия, а на его место возвести Киприана с тем, чтобы он и фактически был Киевским, т.е. жил в Киеве, или в Литве и отсюда управлял всей Русью. Сам же Киприан был и автором грамоты, с которой он отправился к патриарху; здесь возводились тяжкие обвинения на митрополита Московского, и с легкой руки Казимира (польского короля. — А.К.) повторялась угроза достать на Литву митрополита у латинской церкви, если не будет поставлен Киприан».

Киприан был поставлен в конце 1375 г. с титулом «митрополит Киевский и всея Руси». Карташев подчеркивает, что Киприан должен был, по соборному постановлению, вступить в эту должность, «как будут изобличены криминальные поступки митрополита Алексия». По проискам Киприана, в Москву были направлены своеобразные разведчики для сбора «компромата» на Алексия. А в итоге «некрасивый поступок Киприана и патриарха открылся во всей своей неприглядности и возбудил сильнейшее негодование и смущение во всем русском обществе: такого скандала, чтобы при живом митрополите, без достаточных оснований и необходимых формальностей, на его место поставлен был другой, еще не бывало в Русской земле!» И A.B. Карташев совершенно прав, заключая, что «Москве, если бы она согласилась теперь беспрекословно подчиниться Константинопольским велениям, предстояла самая неприятная перспектива: принять после смерти св. Алексия, столь оскорбившего и возмутившего ее Киприана, а он, как избранник литовского князя, мог остаться жить в Литве и тем подорвать осуществление широких замыслов московских политиков... Забота о надежном преемнике митрополиту Алексия была там теперь делом первой необходимости».

При наличии обширной литературы об эпохе Куликовской битвы и нашествии Тохтамыша, наличии самых разных версий, собственно источниковедческая часть исследований заметно отстает и по количеству, и по качеству работ. Преобладает избирательный, «потребительский» подход к источникам, подогреваемый значимостью упомянутых личностей, равно как и самих событий. Г.М. Прохоров видит в Сергии Радонежском «исихаста-молчаль-ника» на основании всего лишь одной строчки из его жития. «Молчальником» был прозван и один из его учеников — Исаакий. «Другой его ученик, - пишет автор, — Афанасий Высоцкий, игумен серпуховского общежития, ушел в Константинополь, чтобы пожить «в молчании с святыми старци»...» Но на самом деле причина ухода Афанасия в Константинополь отнюдь не благочестивая: Киприан и духовник серпуховского князя Афанасий были изгнаны в 1382 г. Дмитрием Ивановичем за более чем серьезные проступки.

Собранных Г.М. Прохоровым фактов достаточно лишь для того, чтобы предположить знакомство с исихастскими идеями некоторых монахов и авторов житий, которые жили в конце XIV— XV вв. И это естественно, если учесть, что исихастами были и Киприан, и сменивший его митрополит Фотий. Однако Киприан утвердился в Москве уже после 1380 г., и этот факт необходимо иметь в виду.

Правомерно с этой точки зрения проанализировать и отношение к исихазму Сергия Радонежского. В житии Сергий назван «молчальником», однако возникает противоречие — келиотский «молчальник» Сергий активно занимается у строением «общежительских» монастырей, что сопровождалось ликвидацией частной собственности. Из этого следует, что «молчальничество» Сергия имело иные, не исихастские истоки. «Молчальники» в «общежительских» монастырях Московской Руси — это в данном случае наследники келиотских монастырей, которые ранее преобладали на Руси и в Византии. «Молчальники» были и в Печерском монастыре в Киеве в XI — XII вв., который начинался как келиотский (место келий занимали пещеры), а затем, после принятия Студитского устава, стал общежитийным. Следовательно, общежительская реформа, проводившаяся Сергием, не может служить признаком влияния исихазма, тем более что исихастское «молчальничество» требует особножительского или скитского уклада жизни монахов.

Житие Сергия, составленное в 1418 г. Епифанием Премудрым, в оригинале до нас не дошло. Оно сохранилось в позднейших редакциях, в частности в нескольких редакциях середины XVв., осуществленных Пахомием Сербом. И сами эти редакции были сделаны, видимо, перед собором 1447 г., когда готовилось