ИСТОРИЯ РОССИИ с древнейших времен до 1618 г.Учебник для ВУЗов. В двух книгах. Книга вторая.

Семидесятитысячное московское войско простояло всю зиму в бездействии, «а толпы Лжедмитриевы, — продолжает Карамзин, — не боясь ни морозов, ни снегов, везде рассыпались, брали города, жгли села и приближались к Москве. Начальники Рязани, князь Хованский и думный дворянин Ляпунов, хотели выгнать мятежников из Пронска, овладели его внешними укреплениями и вломились в город; но Ляпунова тяжело ранили: Хованский отступил — и через несколько дней, под стенами Зарайска, был наголову разбит паном Лисовским, который оставил там памятник своей победы, видимый и доныне: высокий курган, насыпанный над могилою убитых в сем деле россиян».

Наконец, в апреле 1608 г. московское войско выступило из Волхова в поход против самозванца, а тот неожиданно для московских воевод оказался уже в десяти верстах от Волхова. 23 и 24 апреля произошло сражение. Первым принял бой князь Василий Голицын, «и первый бежал», язвительно заметил Карамзин. Дрогнули ряды и основного войска, но положение спас воевода Куракин, командовавший запасным отрядом и смело бросивший его против наступавших полков Лжедмитрия II и поляков. Наследующий день также битва продолжалась с переменным успехом, но в конечном счете московское войско потерпело поражение. В.Н. Татищев, комментируя источник, основную причину видел в том, что «Шуйский шел неосторожно, оставя другие полки назади и по сторонам не блиско, не ведая, что перед ним делается, ...как слепой на неприятеля набрел».

Татищев винит Дмитрия Шуйского в гибели отряда немецких наемников. Но в отношении этих наемников Карамзин дает иную информацию. Глава их, Ламсдорф, «тайно обещал Лжедмитрию передаться к нему со всею дружиною, но пьяный забыл о сем уговоре, и не мешал ей отличаться мужеством в битве. В следующий день... Шуйский, излишне осторожный или робкий, велел преждевременно спасать тяжелые пушки и везти назад к Волхову... чем воспользовался Лжедимитрий, извещенный переметчиком... и сильным нападением смял ряды москвитян; все бежали... кроме немцев. Капитан Ламсдорф, уже непьяный, предложил им братски соединиться с ляхами; но многие, сказав: «наши жены и дети в Москве», ускакали вслед за россиянами. Осталось 200 человек... с Ламсдорфом, ждали чести от Лжедмитрия — и были изрублены коза-ками. Гетман Ружинский велел умертвить их как обманщиков, за кровь ляхов, убитых ими накануне. Сия измена немцев утаилась от Василия: он наградил их вдов и сирот, думая, что Ламсдорф с добрыми подвижниками лег за него в жаркой сече».

Московские воеводы и воины в большинстве бежали к Москве, часть разошлась по домам, 5 тысяч ратников во главе с князем Третьяком Сеитовым засели в Волхове, а затем присягнули Лжедмитрию II и выступили с ним к Калуге, хотя шли обособленно от остальных. Бежавшие с поля боя, оправдывая себя, сильно преувеличивали силы поляков и казаков, и в страхе даже находили, что самозванец — это то же лицо, что и Лжедмитрий I. Москва была в панике. «Чернь» уже готовилась выступить против бояр и выдать их как изменников самозванцу. Но в Москву стали стекаться и служилые люди, дворяне и дети боярские для защиты столицы государства и царя от поляков, казаков и той же «черни». Пришел в Москву и Третьяк Сеитов со своим отрядом, оправдываясь в измене и проклиная самозванца как подлого злодея.

Царь Василий Шуйский собрал новое войско, и на сей раз поставил во главе его Скопина-Шуйского и Ивана Романова. Войско выступило навстречу Лжедмитрию II и стало на берегах Незнани, между Москвой и Калугой. Но войско самозванца пошло к Москве другим путем, а московские воеводы князья Иван Катырев, Юрий Трубецкой и Иван Троекуров, посчитав, что гибель царя Шуйского неминуема, стали уговаривать дворян и детей боярский бить челом самозванцу. Шуйскому донесли о замысле трех воевод, он приказал схватить их и везти в Москву. Под пыткой виновные сознались и повинились. Шуйский не решился казнить князей, и их сослали: Катырева в Сибирь, Трубецкого в Тотьму, Троекурова в Нижний. Казнены же были двое, по выражению Карамзина, «менее знатных и менее виновных». Узнав, что самозванец приближается к Москве, а также беспокоясь о надежности наскоро набранной рати, Шуйский распорядился отозвать войско в Москву, чтобы организовать ее защиту. Лжедмитрий же с польскими и разнородными русскими отрядами остановился 1 июня в Тушино, которое в то время находилось в 12 верстах от Москвы.

Московское войско расположилось в основном напротив Тушино. Стычки авангардов обеих сторон были порой ожесточенными, но обе стороны оставались на своих позициях. Конрад Буссов писал о разногласиях, возникших в лагере самозванца между Ружинским и Лжедмитрием. Ружинский предлагал взять Москву немедленным приступом, что предполагало и активное применение артиллерии, и поджог деревянных укреплений и строений. Лжедмитрий возражал со своей стороны: «Если разорите мою столицу, то где же мне царствовать? Если сожжете мою казну, то чем же будет мне наградить вас?» По заключению Буссова: «Сия жалость к Москве погубила его».

Лжедмитрий II направлял жителям Москвы грамоты, надеясь, что москвичи поднимутся против Шуйского, как это многократно происходило в южных городах. Но Москва на эти послания не отвечала то ли потому, что они не попадали по адресу, то ли потому, что значительная польская составная войска самозванца напоминала о столкновениях с поляками в правление Лжедмитрия I, и в результате Лжедмитрий II ничего не выигрывал от уверения, что он и есть тот самый единственный «Дмитрий».

Став царем, Шуйский главной внешнеполитической задачей считал заключение мира с Речью Посполитой, дабы исключить участие крупных польских войсковых соединений во внутренних усобицах в России. Уже в мае 1606 г. в Польшу было отправлено посольство для переговоров. Но Сигизмунд под тем или иным предлогом уклонялся от заключения мира, и, как отмечалось выше, покровительствовал шляхетской вольнице, грабившей Россию. О действительной политике Сигизмунда Шуйскому говорил и представитель Швеции в России Петрей, склоняя русского царя к заключению союза Швеции и России против Речи Посполитой. Но Шуйский отказался от такого союза, надеясь «на Бога». Переговоры с Польшей шли трудно, поскольку Сигизмунд постоянно готовился к войне с Россией, но не чувствовал себя готовым к ней, в частности из-за разногласий в правящем лагере, где опасались, что Шуйский может прозреть и заключить союз со Швецией.

Одним из проявлений сложившейся в Речи Посполитой полуанархической системы власти были постоянные «рокоши» - выступления той или иной группы власти против короля. Как раз во время фактически начавшейся польской интервенции в России в Польше вспыхнул «Рокош Зебжидовского». Под его влиянием в конце июля 1608 г. было заключено перемирие с Россией. Сигизмунд обязывался вывести из пределов России польские войска и не допускать их вмешательства в русские дела впоследствии. Русское правительство со своей стороны освобождало польских феодалов, задержанных в Москве еще в мае 1606 г. Особо выделялся вопрос о семействе Мнишек, сосланном в Ярославль, причем, очевидно, ни Москва, ни Краков не представляли, что может за этим последовать.

Сигизмунд III, конечно, не собирался выполнять соглашение, когда польские отряды вместе с Лжедмитрием II стояли под Москвой. К тому же в 1607 г. у Речи Посполитой был практически союзный договор с Турцией против России, чем направлялись постоянные вторжения крымских татар в южные пределы России. Поддерживал польскую интервенцию и папа римский, и соответственно весь католический мир. В тушинский лагерь Лжедмитрия II продолжали прибывать все новые отряды из Польши. Среди них были наиболее значительными и по количеству воинов, и по влиянию паны Зборовский и усвятский староста Ян-Петр Сапега, родственник литовского канцлера Льва Сапеги.

Лжедмитрий II был в переписке с Юрием Мнишеком еще с января 1608 г., и это Неудивительно, если учесть, что его «подобрали» люди, близкие Мнишеку. В августе 1608 г. семейство Мнишека, вроде бы, согласно перемирию, направлявшееся в Польшу, было «перехвачено» и доставлено в Тушинский лагерь. По справедливому заключению Н.М. Карамзина, «Василий дал на себя оружие злодеям, дав свободу Марине».

Мнишек и Марина не колебались: они были подготовлены предшествующей перепиской с самозванцем. По замечанию Карамзина, «ни опасности, ни стыд не могли удержать их от нового, вероломного и еще гнуснейшего союза со злодейством». С приближением «законной жены» и «тестя» Лжедмитрий II распорядился палить из всех пушек. Но Марина остановилась в версте от Тушина, где и произошло ее первое свидание с самозванцем, отнюдь нерадостное. Марина знала, что едет совсем к другому «Дмитрию», но реальность оказалась хуже всяких ожиданий. Перед ней явился отвратительный и наружностью и душой человек, с которым ей предстояло разделить ложе. Марина колебалась, но, как заметил Карамзин, «Мнишек и честолюбие убедили Марину преодолеть слабость». По сообщению Конрада Буссова, стороны договорились на том, что иезуит, духовник Мнишек, тайно обвенчает «мужа и жену»,