Николай Петрович Кузьмин
Кто сильней себя
Три знакомых человека
Наконец все зашли в вагон. На нём было написано «Детский», чтобы никто не ошибался. И когда все зашли, то сразу высунулись в окна и стали махать руками. Бабушки и родители тоже замахали, замахали, но поезд почему-то не трогался. Тогда одна девочка потихоньку заплакала. Глядя на неё, заплакала вторая. Ну, а кто не хотел реветь и расстраиваться, тот, конечно, смеялся на прощание. И все наперебой кричали последние прощальные слова, особенно бабушки. Получалось как будто:
— Приеду в коробке!.. Кушай речку!.. Слушайся трусы!..
Это в общем так получалось, если всё подряд.
Но вот взрослые побежали, побежали, всё быстрей, быстрей… Они бежали бы и дальше, только им не хватило перрона. И тут ребята поняли, что всё — уехали, едут в пионерский лагерь окончательно. В вагоне сделалось тихо. Правда, не совсем, потому что разговаривали колёса, кто-то напевал вполголоса, а воспитатели и вожатые проверяли по спискам, кому удалось опоздать к поезду.
И вдруг один как закричит:
— Мороз!
И другой кричит громче некуда:
— Бетховен!
Они сошлись в проходе, два парня, и орут себе, точно со двора на девятый этаж.
— Привет, Мороз!
— Привет, Бетховен!
— А я опять в лагерь, видишь!
— И я тоже!
— На все три смены до конца!
— И я тоже!
— А я зимой в хоккейной команде играл!
— И я тоже!
Одна девочка, которая возле них оказалась, внезапно фыркнула, потом ещё раз. А потом и говорит — вроде бы никому, но все слышат:
— Вот не знала, что хоккеисты такие глухие…
— С тобой не разговаривают, — повернулись к ней двое.
— С вами тоже никто не разговаривает, — девочка в ответ.
Тогда Мороз ей:
— Как же не разговариваешь, если вот же — разговариваешь!
— Это вы со мной, а не я с вами.
— Во, хитрая какая! — говорит Бетховен.
— Девчонка, — говорит Мороз.
— А что вы кричите, как дикари на острове, — говорит она. — Если все начнут? Если я начну? Ведь это же некультурно.
Тут подошла вожатая Галя с бумажкой, где фамилии. Она присела на скамейку и ребятам велела сесть, чтобы не перепутались у неё в глазах. Потом она отметила каждого птичкой в списке. Кого не знала, спрашивала, как звать и прочее. Придирчивая девчонка сказала о себе, когда настал черёд:
— Цветкова Юля. В третий перешла. Занимаюсь фигурным катанием, музыкой, английским. А в лагере я хочу…
— Постой, постой, — сказала Галя на это. Она увидела двух крикливых приятелей, сделала на листке ещё две птички. — Миша Мороз, так. Боря Филатов, прекрасно. Вы опять в моём отряде, понятно?
— Очень понятно! — закричали мальчишки. — Очень прекрасно!
Галя переотметила всех поблизости, пошла дальше по вагону. А девочка Юля спросила Филатова как ни в чём не бывало:
— Ты почему Бетховен? Это прозвище или что?
— Не твоё дело, отстань! — быстро ответил он.
— А ты знаешь хотя бы, кто такой Бетховен?
— Композитор. Немецкий. Он симфонии сочинял. Отстань!
Вслед за этим Миша Мороз добавил возмущённо:
— Неужели не видишь, вредная? Встретились два знакомых человека. Целый год они не встречались и не разговаривали тоже целый год. Дай же им хоть словечко пикнуть друг другу!
— Пожалуйста, — сказала Юля и отвернулась, будто ни при чём.
Тогда двое знакомых передохнули немножко, собрались с мыслями, повели беседу дальше. Теперь она получалась не такой громкой, не как на девятый этаж, а как на третий, пожалуй. И ничего. Даже понятней стало, о чём речь.
— Это здорово, что мы вместе, — говорит Миша.
— Очень здорово, — говорит Боря.
— В одной спальне ляжем.
— В одной, — соглашается Боря, — конечно в одной. А если что…
— А если что, то — ого!..
— Конечно — ого!
— Теперь нас никто не тронет.
— Никто. Пусть только попробуют!
— Сами будем всех побивать, — говорит Миша ещё.
— А зачем? — спрашивает вдруг Юля Цветкова.
Миша Боре говорит:
— Чтобы знали, что мы всех сильнее!
— А зачем? — это Юля опять.
— Чтобы все нас боялись!
— А зачем?
— Чтобы… Чтобы… — и тут Миша замялся.
Тем временем любопытная девчонка стала хихикать почему-то. Ещё одна неизвестная девочка захихикала исподтишка. Сбитые с толку ребята просто не знали, куда им деваться. И тогда Миша сказал:
— Нет, это невозможно!
А Боря подтвердил:
— Совсем невозможно. И даже хуже.
— Мотаем отсюда, Бетховен. Давай пересядем, где их нет.
— Давай.
Они встали, два знакомых человека, и пошли по вагону. И вдруг увидели ещё одного знакомого. Он бежал навстречу сломя голову и вопил во весь дух:
— Мишка! Борька! Тысяча чертей! Вы едете?
— Едем, — ответили двое. — Чего надрываешься? Мы не глухие, между прочим. Давай полегче, Космонавт.
— Нет, — сказал нормальным голосом третий знакомый, — я уже не Космонавт больше, не путайте. Я теперь Пират, гроза морей и океанов, не слыхали ещё? Ну так вот, идите ко мне матросами. Гром и молния! Тысяча чертей!
— Простыми матросами? — удивился Миша.
— Можно и одноглазыми, — сказал Пират, — или бывалыми, дело не в этом. Главное, мы теперь
