Пока Лёшка ходил за очками, в павильон успели принести диван и письменный стол. Зоя Александровна велела стол пока поставить в стороне, поруководила установкой дивана, заставила его несколько раз сместить вправо, потом попросила рабочих полчаса не мешать и обратилась к ребятам:
— Всё. Шуточки в сторону, начинаем репетицию. Лёша, за дверь. Ты там как будто в звонок позвонил, а Иришка тебя впустит. Заходишь сюда, вешаешь куртку на вешалку и кричишь Сергею, то есть Петрову… Он как будто в другой комнате. Ириша, ты по звонку входишь в кадр. В аппаратной готовы?
В аппаратной кто-то подошёл к окну в павильон и покивал.
— Тогда звоночек нам включите. По моей команде.
В окошке снова закивали.
— Все на местах? Звонок! Ира, пошла.
Лёшка замер за дверью в ожидании, когда её откроют и он тоже «войдёт в кадр». Но дверь не открывалась. За нею слышалась возня и ворчание.
— Зойсанна! — услышал он голос Ирки. — Она заперта! На ключ!
— Клавдия! — закричала Зоя Александровна. — Клавдия!
— Да бегу я, уже прибежала, — Клавдия и впрямь прибежала и вопросительно посмотрела на Зою Александровну.
— Клавдия, будь любезна, открой дверь.
Клавдия попыталась открыть дверь, но та не поддалась.
— Так она на замок закрыта! — сообщила она.
— Так я и прошу замок открыть, милочка.
— Так бы сразу и сказали. — Клавдия убежала в свою комнату и очень быстро вернулась с ключом. — Вот, пожалуйста.
— Ты её больше не запирай, — попросила Зоя Александровна.
— А если кто войдёт? — удивилась Клавдия. — Шучу, шучу. Больше закрывать не буду. Это монтажники попросили, а то она всё время открывалась и мешала.
— Ладно. Все по местам. Звоночек нам сыграйте.
Прозвучал повторно звук дверного звонка, Ирка открыла злополучную дверь, и Лёшка шагнул через порог — шагнул в кадр! Правда, пока ещё условный, потому что камеры не работали.
— Привет, — сказал он, как было положено по роли. — Брат дома?
— Может, и дома, если не ушёл, — ответила ему Ирка и удалилась якобы в свою комнату, а на самом деле просто вышла из кадра.
Лёшка, по идее, должен был снять куртку, повесить её на вешалку, а потом крикнуть:
— Петров, ты дома?
Но, если он не был уверен, что тот дома, чего ради ему раздеваться? Поэтому Лёшка, вопреки распоряжениям режиссёра, сначала прокричал текст и, когда Сергей отозвался: — Дома я, ты проходи, — стал раздеваться.
— Молодцы, — похвалила режиссёр, никак не выказав того, что заметила своеволие нового артиста. — Серёжа, встань в той стороне, а то, когда ты отсюда кричишь, Лёша невольно на тебя смотреть начинает. А так всё правильно. Ты, Лёша, ещё вслед Иришке посмотри, оцени её взглядом. Понятно, о чём я?
— Понятно. А какую ей оценку давать?
— Тройку с минусом, — вставил своё слово Серёга. Зоя Александровна рассмеялась, но на Лёшкин вопрос ответила серьёзно:
— А такую, какой она тебе, Лёшке Кузнецову, показалась. Ты ей в спину будешь смотреть, так что не стесняйся. Все всё запомнили? По местам и ещё раз. Звоночек!
— Привет. Брат дома? — сказал Лёшка, входя в кадр во второй раз.
— Может, и дома, если не ушёл, — ответила Ирка и, видимо не удержавшись, скорчила ему рожицу. Лёшка тут же повторил эту гримасу вслед уходящей Ирке.
— Вот! Закрепить! — обрадовалась Зоя Александровна. — Так и будем играть, она тебе рожицу, ты ей вслед — ответную. Ира, можешь даже каждый раз новые рожицы придумывать. А ты, Лёша, следи за ней, на меня и камеры не косись. Твоё дело с партнёром общаться. Ещё разок и переходим к следующей сцене.
Лёшкин вход они повторили раз пять или шесть, и каждый раз Зоя Александровна делала какие-то мелкие замечания — не так посмотрел, не туда шагнул, — и только после этого они стали репетировать дальше. Причём уложились минут в двадцать. Получилось, что вход репетировали почти час, а каждую последующую сцену — всего минут по десять. Хотя на самом деле эти сцены были значительно продолжительнее первой.
— Перерыв, — объявила режиссёр, когда они, по её словам, «скоренько репетнули» самую последнюю сцену. — Даю вам полчаса и милости прошу на тракт.
— Есть хочется, — сказал Серёга. — Мне здесь всё время есть хочется.
— Это у тебя нервы не в порядке, — глупо захихикала Ирка.
— Сама ты нервная! — Серёга покрутил пальцем у виска. — Пойдём лучше в буфет, а то не успеем за полчаса.
И они втроём отправились в кафе. Лёшка из боязни опоздать взял намного меньше, чем ему хотелось съесть, видимо, и у него на нервной почве аппетит разыгрался. Он первым расправился с обедом, поглазел по сторонам, но все столики вокруг в этот раз пустовали и смотреть было не на кого.
— Я вот что спросить хотел… — начал было он, но Ирка договорить ему не дала.
— Тракт — это та же репетиция, только с камерами.
— Спасибо, я про это тоже спросить хотел. Но ещё про Клавдию хотел узнать, кто она?
— Помреж, — сказал Серёга, но, так как рот у него был занят, жестом показал, что сначала дожуёт, а потом дорасскажет. Для Лёшки «помреж» прозвучало как «помрёшь». И это слово очень подходило к тем ощущениям, которые у него вызывало общение с Клавдией. Он совершенно не понимал, почему из всех школьных работников боится именно завучей, вот и Клавдия вызывала в нём необъяснимую боязнь. Пока он размышлял об этом, Серёга успел прожевать и продолжил:
— Клавдия Игнатьевна — помощник режиссёра. «Помреж» сокращённо. Режиссёр, когда готовит передачу, пишет пояснения к сценарию, ну что ему надо для съёмок. А помощник должен всё это организовывать. Вредная она тётка, если что, может и матом обругать.
— Пошли уже, а то опять в этом лабиринте заплутаем, целый час будем дорогу искать, — поторопила всех Ирка, допивая свой сок.
— Не боись. У нас теперь Лёшка есть. Он из любого лабиринта выход найдёт.
Вернувшись в павильон, ребята ещё минут двадцать ждали, пока телеоператоры расставят камеры. Вообще тракт Лёшке показался скучным. Если на репетиции Зоя Александровна добивалась от ребят, чтобы они правильно, с нужными интонациями произносили текст, взаимодействовали с партнёром, то есть внимательно слушали друг друга, а не просто проговаривали свою роль, подсказывала какие-то жесты, то сейчас всё сводилось к указаниям подойти поближе, развернуться боком и посмотреть в окно, которого не было. Мониторы по распоряжению режиссёра были развёрнуты к ним тыльной стороной, чтобы «не отвлекали артистов от работы», и у Лёшки так и не получилось увидеть себя на экране. Правда, в тех сценах, где он не был занят, он позволял себе бочком потихоньку переместиться за спины операторов и посмотреть на экраны или даже в камеру.
Операторов было двое. Один молодой, другой почти ровесник Зои Александровны, то есть лет шестидесяти. Оба были одинаково ворчливыми и одинаково небритыми. Молодой, по имени Александр, жутко обругал Лёшку, когда тот оказался у него под ногами при перекатывании камеры на новое место. Но старый, Виталий Витальевич, шикнул на него:
— Ты чего над мальчишкой строжишься? Забыл, как сам первый раз здесь оказался? — потом повернулся к Лёшке: — Ты на него внимания не обращай, но завтра сюда не забирайся. А сейчас смотри, раз интересно. Иди сюда. Мы с этой камеры будем крупные планы брать. Видишь, только лица на экран помещаются. Вторая камера тоже для крупных планов настроена, но с другой стороны. Третья — для
