обыкновенного парня. И теперь я не просто разговаривала с ним по вечерам, зажав в кулаке амулет, а иногда представляла, что тощий кареглазый маг сидит рядом и улыбается мне своей безумно светлой улыбкой. Наверное, это — нехорошо? Ведь сейчас я — невеста Аса?
Тин задумалась.
Потом сказала:
— С Аскани не ссорься и его не обижай. Он и парень хороший, и, как ни крути, твой единственный родич по крови. Вам надо вместе держаться. А об остальном пока не думай. Тебе же до того, как вылетит драконица, ждать пять-шесть лет. Ты вон как за один год изменилась, не узнать! А что будет через пять? — погладила меня по голове. — Ты сейчас одной ногой в прошлом, где была бесправной батрачкой-сиротой, обидеть которую норовил каждый, а другой — уже в будущем. Вот и выходит в душе и сердце разлад. Как только поймешь, кто ты есть, — тут и всё остальное на место встанет.
Какая же она мудрая! Но что мне делать здесь и сейчас?
— Но Тин… Я радуюсь, когда во сне вижу Шона. Хотя за всё время это и было-то раза три-четыре, и большую часть времени он был вороном. Он меня учит. И я каждый день его вспоминаю. Говорю с ним, как с тобой, хотя знаю, что он не слышит. А ещё… кажется, он мне нравится. И Аскани нравится. Но замуж я по-прежнему не хочу ни за кого! Разве это правильно? Я себя виноватой чувствую.
— Знаешь, Мири, у тебя никогда не было отца. Не может быть так, что его ты и ищешь? А твой Аскани своей ревностью тебя просто с толку сбил? Что ты уже сама не понимаешь — чего тебе надо? И ещё — я сказала про ногу в прошлом не зря. Ты себе как замужество представляешь? Как то, что в Благодени видела. Чтоб в шестнадцать с дитём на коленях, в двадцать пять — с пятью, в тридцать — без половины зубов, зато с горбом от непосильной работы. Да ещё муж станет командовать, а то и поколачивать. Так?
Задумалась. И в самом деле, так. Ну, хорошо, пусть я буду без пятерых у подола, без горба и зубастой. Но я хочу летать, заниматься магией, учиться, увидеть мир… Ведь всяко выходит, что на любой шаг и чих надо у мужа позволения спрашивать. А зачем мне такое?
— Хорошие муж с женой не те, что друг на дружку глядят, а те, что смотрят в одну сторону, — улыбнулась Тин.
— Не, не пойду. Всё равно не нравится, — насупилась я.
— Да куда торопишься-то? Давай ближе к делу, года через три об этом поговорим, — засмеялась Тин. — А если ты сказала честно Аскани о своих сомнениях, значит, голову ему не морочишь, не обманываешь. Как друга — я вижу — ты его любишь. Как парень он тебе нравится. А выйдет ли из этого что-то большее — поглядим. Может, даже и хорошо, что у тебя в голове тот лохматый в грязном балахоне вертится. Хотя чем он тебе приглянулся — ох, не пойму!
Я расцвела в улыбке:
— Шон — самый добрый и необыкновенный!
— Необыкновенный — это точно. Просто чудо в перьях, — кивнула Тин.
Глава 13
Промелькнула ещё неделя, начался сентябрь. В проснувшейся школе бурлила жизнь — каждый день в ворота въезжали повозки с припасами, провиантом, вернувшимися студентами. Чердак над конюшней набили свежим сеном, и Аскани тут же устроил там лежбище на попоне — для медитаций, как он объяснил, — и затащил туда меня. Возвратились все педагоги — судя по загару нашего куратора, тот провел лето, занимаясь на крайнем юге выездкой верблюдов, если их, конечно, выезжают. Напрасно я надеялась, что Сианург и Бредли, выясняя, кто из них круче, подерутся — физкультурник, узнав, что у него появился помощник, обрадовался и, потирая руки, громко возвестил в трапезной, что вот теперь-то никто не сможет на кроссах бить баклуши или отлынивать от оздоровительных заплывов по заливу! У половины слышавших это студентов почему-то пропал аппетит. Я их понимала…
Тин, припахав двух неосмотрительно приехавших раньше прочих адептов-старшеклассников, вскопала огород — три ряда длинных грядок по семь штук в каждом. Интересно, в её старом огороде тоже была двадцать одна грядка. Это что-то магическое или просто привычная планировка, когда четко знаешь, где что растет? Дорожки между посадками замостили плоскими кусками песчаника — чтобы было чисто, не скользко, и лишние сорняки не пробивались. Периметр аккуратно огородили жердями, намертво прибитыми к вкопанным в землю столбам — от вредных коз и резвящихся студентов. Рядом поставили две большие бочки — чтобы далеко за водой не ходить, и скамейку — чтобы было где передохнуть и вещи сложить.
Белочка и Снежинка на пару заняли денник в конюшне напротив гнедой белоносой Бригитты. Ухаживать за ними — выпасать и доить — взялась повариха Алика. Молоко, соответственно, уходило на кухню. Тин не возражала — её вполне устроило получать сей полезный продукт не из козы, а из стакана или тарелки с кашей.
Аскани всё же попросил меня показать ему, как доить козу — мол, бедному недодракону-недогерцогу всякое в жизни пригодится. Я взяла чистое ведро, цыкнула на Белочку и продемонстрировала, что и как нужно делать. Ас попробовал повторить. Сначала он, насмешив меня, обозвал вымя «совершенно неприличной частью тела». Потом пожаловался, что оно какой-то неправильно-неудобной формы. Почему не вывели породу коз, у которых вымя на спине растет? Наконец, согнувшись в три погибели, приноровился, потянул… и тут же схлопотал рогами под зад от переживавшей за подружку Снежинки. Получив импульс, Ас сам боднул подопытную козу и опрокинул ведро. На том урок и закончился. Я хохотала в голос, а Аскани, потирая зад, недовольно бурчал, что у коз отсутствует должный пиетет к герцогам и магам.
Волна по-прежнему дичилась, но разница с тем, что было в начале, чувствовалась. Теперь Оля ждала моего прихода и, заслышав шаги, нетерпеливо ржала. И лишь схрупав морковку и подставив бока щетке, начинала вредничать, пытаясь наступить на ногу копытом или укусить — причем мне казалось, что игры в этом уже больше, чем злости. Её плечо потихоньку восстанавливалось. Ас считал, что ещё месяц-полтора, и оно придет в порядок.
Начали возвращаться студенты — приехали рыжая Лисса и загоревшая, как головешка, похудевшая Рин с блестящими глазами. Були зачем-то побрился наголо. С его круглой как шар головой смотрелось это странно. Корин, и раньше уступавший в классе по красоте только Асу, раздался в плечах и превратился в то, что в деревне называют «сухота девичья». А Винади я не узнала — за лето малыш умудрился вымахать на ладонь вверх и стал говорить басом. Вернулась серьезная Агата, и лорд Росс тут же, вполне ожидаемо и заслуженно, назначил её старостой нашего этажа.
А ещё по территории школы неприкаянно бродили, суя нос во все дыры, полторы дюжины принятых в этом году новичков. Мы с Асом переглянулись, вздохнули и нарисовали и повесили на денники Прибоя и Волны два одинаковых плаката с черепом и костями и надписью «не подходи, убьет!».
Лорд Йарби, как обещал, раздобыл для нас программы вступительных экзаменов Красной и Белой башен. Первым экзаменом стояло «явить три заклинания соответствующего вида магии, причем показать, что резерв достаточен для обучения». Росс полагал, что мы и сейчас справимся с этой задачей. Но вот сочинение — точнее, тот ужас, который звался сочинением, поверг меня в тихую беспросветную панику. Абитуриенты должны были написать по странице или две на каждую из шести предложенных тем, варьировавшихся в широких пределах, — вопросы могли касаться географии и истории, юриспруденции и горнопроходческого дела, военного искусства и литературы. Причем отвечать следовало на разных языках, на каждый вопрос — на своем. По выбору абитуриента. Приемлемым считался внятный рассказ как минимум на три темы на трех языках — имперском, драконьем и эльфийском. Знание гномьего, орочьего и викинговского было желательным.
Два оставшихся испытания — преодоление на время полосы препятствий и собеседование — казались легче.
Но сочинение мне сейчас не написать никак… Даже только на имперском. Попадись вопрос вроде «южные караванные пути», «погребальные обряды гномов» или «повадки василисков» — и что я сообщу
