Было ровно пять ноль-ноль двадцать седьмого июня.
Занимался шестой день войны.
На лесистых высотах перед Острошицким Городком, на окраинах Паперни, на опушке рощи южнее рокадной дороги, на самой этой дороге, в ближних тылах противника увесисто загрохотали разрывы. Задача артиллеристов была предельно простой и в то же время очень ответственной: подавить врага неожиданностью и мощью огня по площадям и заранее засеченным целям, нарушить управление войсками и связь штабов с частями, по возможности — разгромить командные пункты, ближайшие к передовой склады горючего и боеприпасов. А как только замолкнет артиллерия, должны будут подняться стрелковые роты…
За пять минут до конца артподготовки командиры рот и взводов скомандовали: «Приготовиться!..» Политруки на исходном рубеже передали по цепочке:
— Коммунисты и комсомольцы поднимаются первыми. По красной ракете — вперед!
Решительность и внезапность удара обеспечили Сотой серьезный успех на первом этапе наступления. Охранения и прикрытия противника были разгромлены. Стрелковые батальоны дивизии точно выдерживали направление движения и через три часа боя продвинулись более чем на десять километров. Но в начале девятого генералу Руссиянову доложили: в артиллерийских полках кончаются снаряды. Нет, командир Сотой не имел никаких оснований обвинять службы артснабжения и боепитания в расхлябанности и неоперативности — они делали все, что было в их силах. Но слишком велик был расход снарядов (огонь велся в основном по площадям) и слишком трудно было доставлять их на огневые позиции батарей по разбомбленным, развороченным воронками дорогами, при острой нехватке транспортных средств, при почти непрерывных налетах вражеской авиации на склады и пути подвоза.
Противник к этому времени успел выйти из состояния жестокого шока, кое-где уже начал контратаковать наступающие полки дивизии мелкими группами танков и пехоты. Артиллерийско-минометный огонь и бомбежка с воздуха прижали стрелковые батальоны к земле. В двух километрах от НП генерала бойцы и командиры спецподразделений и тыловых служб завязали бой с прорвавшимися сюда мотоциклистами и автоматчиками противника. Над залегшими на открытой местности ротами, над огневыми позициями артиллеристов, над тылами полков опять закружили «мессеры» и пикирующие бомбардировщики. По ним вела огонь зенитная батарея старшего лейтенанта А. Белоглазова, полковые батареи ПВО. Еще один вражеский самолет сбил в этот день расчет старшего сержанта И. Кадомского — третий на боевом счету расчета за два дня боев {16}.
— Закрепиться на достигнутых рубежах и отразить все контратаки противника! — такой приказ получили в девять тридцать все части Сотой. — Артиллерийская поддержка для продолжения наступления и выполнения задачи дня будет обеспечена через некоторое время.
Принимая это решение, генерал Руссиянов хорошо понимал, что оно слишком неожиданно для охваченных наступательным порывом подразделений. И, несомненно, кто-то задаст себе вопрос: значит, зря, напрасно прошли и проползли под пулями эти кровавые километры? Значит, ни за что потеряли товарищей? Но он понимал и другое: продолжение атак без артиллерийской поддержки не даст ничего, кроме лишней крови и ничем не оправданных потерь.
Машины за снарядами пошли давно — как только началась артподготовка. График доставки боеприпасов был разработан при планировании боя. Но машины ушли — и словно растворились, исчезли где-то в дивизионных и корпусных тылах.
Лишь около часу дня на огневых позициях батарей появились грузовики со снарядами — прорвались (не без серьезных потерь) через вражеский заградогонь и атаки пикирующих бомбардировщиков. Их разгрузили под минометным обстрелом, под вой «мессеров» и сразу отправили обратно. Командир дивизии, вызвавший к этому времени к себе на НП всех командиров полков, уточнил каждому задачи второго этапа наступления, и после короткой артподготовки — по скоплениям вражеских танков, готовившихся к контратаке, по позициям немецкой артиллерии и пехоты — Сотая снова пошла вперед.
К девятнадцати часам 27 июня 331-й стрелковый полк, атаковавший противника двумя батальонами, продвинулся на четырнадцать километров, перерезал рокадную дорогу, взял Мочаны и Вячу. 85-й стрелковый батальон капитана Александра Максимова пробился к южным окраинам Острошицкого Городка, а двумя другими-под командованием капитана Петра Григорьева и капитана Федора Коврижко — обошел этот населенный пункт с юго-запада. 355-й полк, прикрыв свой левый фланг у деревни Круглица сильным заслоном (его сосед слева — 30-й стрелковый полк 64-й стрелковой дивизии предпринял в это время попытку наступления на Семков Городок), вплотную подошел к Масловичам. Задача дня была выполнена, части получили приказ закрепляться. Занятые ими позиции были намного выгоднее в тактическом отношении и намного прочнее тех, которые полки Сотой занимали вчера утром, в первом бою с врагом. И это было немаловажно.
3
Командир второго батальона 331-го стрелкового полка капитан Василий Бабий решил лично и строго проверить, как роты окапываются на отбитом у противника рубеже.
Позади остались четырнадцать часов почти непрерывного боя, четырнадцать часов наступления по открытой местности, под вражескими бомбами, минами и снарядами, под кинжальными пулеметными очередями, без единой секунды тишины. Но и теперь нельзя было думать об отдыхе. Вот здесь, на северо- восточной окраине деревни Вяча, нужно глубже, основательней зарываться в землю. Иначе не устоять, не сдержать попыток врага вернуть утраченное. А он наверняка попытается вернуть.
Бойцы рыли окопы и траншеи, умело приноравливаясь к рельефу местности, укрепляли стены стрелковых ячеек и пулеметных гнезд ветками деревьев, утрамбовывали брустверы. Раненых санинструкторы перевязывали и отправляли в тыл, на передовой медицинский пункт полка. Но многие из них не хотели уходить — оставались с товарищами.
На ничейной полосе устало дымилась перед позициями батальона израненная земля. На опушке рощицы справа, у подножия высоты (отметка на карте — 260,8), в измятой, исполосованной гусеницами ржи горели два немецких танка, остановленные и подожженные расчетами противотанкового артдивизиона капитана М. Сапожникова. На дороге валялось несколько бронетранспортеров и опрокинувшихся мотоциклов. Рядом с ними можно было различить в пыли убитых фашистских солдат. Деревня Беларучь темнела вдали (прямо на север) разросшимися садами, среди которых виднелись кое-где крыши крестьянских изб. Там густо дымил в небо разгорающийся пожар.
Комбат уже собрался было возвращаться к себе — в штабной окоп за стыком второй и третьей рот, как вдруг где-то в тылах противника гулко ударило орудие. Потом еще одно, еще — и почти тотчас на позициях батальона, не успевшего, как надо было бы, окопаться, стали рваться немецкие снаряды.
«Неужели контратака?»
Бабий выглянул за бруствер и понял, что не ошибся: да, это контратака. На южных скатах высоты 260,8 и по обе стороны от нее были видны немецкие танки и крадущаяся за ними пехота. Прикинул на глаз: танков — до полусотни, пехоты — не меньше двух батальонов. Определенно нацелились на открытый правый фланг полка, не установившего пока локтевой связи с соседом — полком Якимовича.
— Полковника Бушуева! — влетев в свою ячейку, приказал Бабий телефонисту. — Быстро!..
«Каков же бухгалтерский баланс? — выслушав доклад командира второго батальона, невесело спросил себя полковник Бушуев. — У немца два батальона пехоты, полсотни танков, авиация, артиллерия… А что у меня? Потрепанный в наступлении полк (да еще без одного батальона), мой легкий командирский танк, противотанковый дивизион и батарея 76-миллиметровых полковых пушек, тоже понесшие серьезные потери. А надо принимать решение. И немедленно, не теряя ни минуты… Ладно, с пехотой как-нибудь управимся, против танков пустим в ход бутылки — деваться некуда, а вот авиация, проклятые «мессера» да «юнкерсы»… они ж головы поднять не дадут! Что делать с ними?»
За спиной опять зазуммерил телефон. Теперь докладывал командир первого батальона капитан Максим Старков — примерно то же, что минуту назад доложил Бабий: батальон со стороны Беларучи, нацеливаясь в стык с правофланговым батальоном 355-го стрелкового полка, атакуют танки и пехота
