зиму оленей. Настало время отгонять птиц, слетавшихся полакомиться на поля. Люди радовались. Люди трудились. Люди молились своему камню-уаке. Они радовались тишине. Радовались тому, что не находили на рыхлой земле отпечатки подошв грубых сандалий. Камень-праотец внял их мольбам. Он сумел отвадить злых соседей от полей. Голод не будет убивать слабых, больных, стариков и детей. Все будут сильными. Все будут жить.
А когда старики ушли на совет к священному камню, чтобы узнать день сбора урожая, по селению разнеслась страшная весть: там, где течет ручей, дети увидели страшный след ненавистных грубых сандалий. Не прошло и часа, как все селение собралось у священного камня. Трое храбрых юношей добровольно приняли смерть, чтобы камень-уака внял их мольбе и спас селение, весь их народ от злых соседей. Плакали дети, женщины, старики. Все молили своего праотца принять храбрых юношей и выслушать жалобы их народа. Молили.
— У меня голод отнял трех сыновей, — сказал самый сильный человек их народа, — и я пойду защищать поле.
Все молчали. Люди не знали, как защищать свои поля. Они были мирными индейцами. Священный камень запрещал проливать кровь чужих людей. Он учил трудиться и уважать жизнь другого. Поэтому все молчали.
— Я пойду. Встаньте, люди, возьмите камни, палки. Вы разве не видите, что священный камень не может нас защитить?
Все молчали. Никто не поднялся. Никто не пошел собирать камни и палки: священный камень учил их быть мирными и добрыми людьми. Он учил трудиться, а не воевать. И самый сильный человек их народа тоже никуда не пошел. Все молчали. Все ждали. Священный камень тоже молчал.
Так прошла ночь. Храбрые юноши, ушедшие к камню-уаке, не вернулись. Ветер сдул их пепел. Все ждали. Но камень-уака продолжал молчать. Наверное, священный камень не принял их.
Люди ушли в лес, чтобы не слышать топота грубых сандалий. Чтобы не слышать радостного воя тех, кто пришел на их поля. Когда они вернулись в селение, мертвая тишина, одна только мертвая тишина ожидала их. Обгорелые останки хижин уже не дымились. Поля превратились в сплошное серо-желтое месиво. Подошвы грубых сандалий исполнили на них свою пляску смерти.
— Камень-уака! Где ты был? Почему не внял нашим мольбам?..
Они нашли, тела тех, кто не смог или не захотел уйти в лес. Ни один не остался в живых. Люди перестали плакать. Люди стали роптать. Камень-уака, их священный камень-праотец, молча слушал жалобы и ропот своих сынов и дочерей.
Весной, когда все оставшиеся в живых после мучительно голодных страданий пришли к священному камню, заговорил самый сильный человек их народа:
— Пусть самые уважаемые люди в последний раз обратятся к нашему праотцу. В последний. Если он не поможет нам, я пойду убивать соседей, мирных и злых, сильных и слабых. Я заберу их плоды, их урожай. Я накормлю наш народ. Никто не должен умирать от голода. Я все сказал.
Он встал и ушел, провожаемый испуганными взглядами людей. Но когда все снова стали молить о помощи и защите; люди неожиданно увидели, что на том месте, где они клали подношения камню-уаке, лежали семена незнакомого им растения. И хотя рядом с камнем никого не было, семена появились в тот самый момент, когда ушел гордый и сильный человек, поклявшийся спасти свой народ…
Поле покрылось дружными всходами, но они не радовали людей. Кустики были хилыми, а появившиеся на них плоды никак не хотели вырастать. Они были маленькими и зелеными. Таким плодам нельзя было радоваться, и люди не радовались. Но плодов становилось все больше и больше. Это хорошо. Много плодов, пусть даже не очень вкусных на вид, но много. Это хорошо. Они дадут возможность не умереть с голода. Это тоже хорошо. Лишь бы успеть их собрать.
Но люди не успели. Все повторилось снова. И опять пылали хижины селения. И опять с таким трудом возделанное поле превратилось в серо-желтое месиво, когда люди вернулись из леса, чтобы убрать урожай.
Терпению пришел конец. Кому нужен покровитель, неспособный защитить тех, кто ему верно служит, кто следует его божественным советам, расплачиваясь за них жизнью?..
Прямо на священном камне-праотце мужчины стали точить наконечники для пик и стрел, короткие каменные ножи. И сколько ни уговаривали старики и женщины, мужчины никого не слушали. Разгневанные на свою уаку, они готовились к бою. 'После победы, — сказали они, — мы расколем камень на куски и сбросим с вершины холма, на котором он стоит'.
Самый сильный человек послал во все четыре стороны света разведчиков, чтобы узнать, на кого напасть, у кого легче отнять урожай и другие богатства. И юноши-лазутчики ушли, а мужчины-воины готовили свое оружие. И никто уже не боялся проклинать камень-уаку. И все стали верить, что так и нужно было жить, обижая других, отнимая чужие, богатства.
Только старый мудрец не хотел согласиться со всеми. Он ходил каждый день на вытоптанное сандалиями поле и с грустью смотрел на родную землю, ограбленную злыми соседями. Он не верил, что камень-уака предал своих детей, и все искал ответ на вопрос: зачем давать людям семена, если их должны были ограбить злые соседи? Зачем?..
Он шел по полю, волоча дряхлые ноги, когда неожиданно споткнулся и упал. Нога запуталась в стеблях растоптанного злымч соседями растения. Пытаясь высвободить ногу, он вдруг увидел, как вместе с измятыми стеблями, где совсем недавно было много пусть неказистых, но столь желанных плодов, из земли появились большие серо-коричневые клубни, которых он никогда и нигде не видел. Старик стал выдергивать другие стебли, и на каждом из них было по пять, по десять клубней, чем-то напоминавших комки запеченного и даже подгоревшего теста.
Мужчины-воины готовились к набегу. Встав в круг, они танцевали что-то воинственное, грозное. Криками и жестами подбадривая друг друга, они извивались в такт все ускорявшемуся ритму барабана. И вдруг в самый центр круга вышел седой старец. Не говоря ни слова, он высыпал прямо на землю крупные клубни собранных на поле плодов.
— Бросьте оружие. Камень-уака не покинул нас. Это папа. В нем наша жизнь. Бросьте оружие.
И люди бросили оружие. Священный камень-праотец не мог допустить, чтобы поклонявшиеся ему мирные индейцы стали грабителями. Он подарил им папу в самый тяжелый момент, когда уже казалось, что только смерть и кровь других сохранят их собственные жизни.
Злые соседи уже больше никогда не появлялись здесь. Одни говорили, что они отравились горькими семенами папы. Другие — что они ушли в неведомые царства, опасаясь нового обмана и жестокого наказания, которому их подверг камень-уака мирных и трудолюбивых индейцев.
(Здесь к нам пришла чрезвычайно смелая гипотеза: а вдруг злыми соседями были именно инки и именно так начался их легендарный исход?)
Заканчивая разговор о чудесах Тауантинсуйю, мы хотим обратить внимание читателя на одну замечательную особенность: все они были рождены непосредственным контактом человека с природой, необходимостью преодолевать реальные трудности, стоявшие на пути развития созданного человеком общества. Их утилитарный характер диктовался законами общественного развития, помогая одновременно выявлять эти законы и то локальное своеобразие, без которого нет, и не может быть самобытной культуры и высокой цивилизации.
Конечно, многое подсказывала сама природа, географические особенности того района, где жили и создавали свое общество индейцы кечуа. В условиях западного побережья Южной Америки, представлявшего собой сплошную цепь гигантских гор, без надежных средств коммуникаций — в данном случае речь идет о дорогах — крупное панкечуанское государство не просуществовало бы сколько-нибудь длительный срок. Но его создание не было прихотью инков из Куско, оно отвечало требованиям социально- экономического развития региона.
Вот почему дороги инков были следствием, а не первопричиной возникновения царства сынов Солнца. Инки вышли за неприступные стены бастионов Куско не для того, чтобы строить дороги, сама история вытолкнула их на новую социально-экономическую арену, «доверив» сынам Солнца завершение сложного процесса формирования раннеклассового общества у индейцев кечуа. Чтобы решить эту нелегкую задачу, им пришлось создать свои собственные и по чистой случайности непронумерованные чудеса. Или они не
