рассказывал выдуманную историю, то я наклонялся к Рут и называл ее своей маленькой сахарной пилюлей. Она тотчас понимала, что эта история — небылица. Если мы находились в компании и я проявлял интерес к какой-нибудь даме, то Рут иногда говорила: «Правда ведь, мисс Такая-то — очаровательная сахарная пилюля?» Это означало, что жена считает эту даму глупой или не желает поддерживать с ней знакомство.
— Так что же?
— Прежде чем положить трубку, Рут сказала Джорджу Кабботу: «Дэйв — моя сахарная пилюля». Это был намек, Юлиан. Рут хотела мне сказать: «Не верь ни одному моему слову. Все это ложь». Отсюда можно сделать только один вывод: ее принудили позвонить, принудили все это сказать. Подтверждает это мою теорию или нет?
Смит молчал. Тулли озадаченно смотрел на него.
Наконец лейтенант спросил:
— Вы это не выдумали, Дэйв?
— Нет, Юлиан, я ничего не выдумал. Но, если вы мне не верите, позвоните Кабботу.
— Это ничего не докажет. Я только с ваших слов знаю, что для вас с Рут слова «сахарная пилюля» имеют некий смысл. И мне известно лишь то значение этих слов, какое вы указали.
Тулли покачал головой.
— Мне не приходило в голову, что вы можете не поверить мне.
Он пожал плечами.
— Ну что ж, Юлиан, это — то доказательство, какое я мог вам представить. Больше нам говорить не о чем.
Тулли направился к двери.
— Подождите! — воскликнул Смит.
Тулли остановился.
— Проклятие, Дэйв, с этим делом я попал в переплет. Возможно, из-за него я потеряю работу…
Затем лейтенант встал и решительно проговорил:
— Если ваш анализ ситуации правилен, я должен круто повернуть дело. И действовать нужно быстро, так как в таком случае Рут в опасности. Убирайтесь и не мешайте мне.
Глава 16
Тулли поехал домой.
Войдя в гостиную, он упал в большое кресло. Ноги были словно ватные; устал он до крайности. Сколько же времени прошло с момента его возвращения из Нью-Йорка? День, два, три? Он не помнил.
Юлиан был прав — Тулли не мог больше ничего сделать. Теперь должна действовать полиция и разыскать невиновную женщину, которая находилась в смертельной опасности. Удивительно, но это дело явилось испытанием его чувств к Рут. Вера в нее и сомнения беспрестанно сменяли друг друга. Он прислонился головой к спинке кресла и вытянул ноги.
Сначала он разорвал ее фотографию. Потом собрал клочки и составил их. А теперь самой Рут угрожала опасность быть уничтоженной…
Тени становились длиннее, сумерки сгущались. Ему не хотелось включать свет. При свете он стал бы видеть вещи, которые они вместе приобретали, среди которых жили и которые любили. Свет напоминал о Рут. Да, лучше сидеть в темноте и тишине.
В тишине ли?
Тулли поднял голову и прислушался. Что-то необычное было в этой тишине. Словно кто-то присутствовал в доме. Бесшумно он встал на ноги, прошел через комнату, нажал выключатель и огляделся.
В дверях между гостиной и задней частью дома стояла Норма Херст. «Наверное, она давно стоит тут», — подумал Тулли.
Его бросило в дрожь.
Такой он Норму Херст еще не видел. Ее каштановые с сединой волосы были тщательно причесаны, однако вид был ужасен. Длинное худое лицо ее казалось гротескным, словно маленькая девочка пытается имитировать мать. А ее глаза… Они были совсем ненормальными. Чрезмерно большими и словно слепыми.
— Норма, — обратился к ней Тулли.
Он старался, чтобы голос его звучал как ни в чем не бывало, но ее имя прозвучало, как хрип.
— Что ты здесь делаешь? Как ты вошла в дом?
«Должно быть влезла через окно спальни», — подумал он.
Норма приложила указательный палец к ярко накрашенным губам.
— Не так громко, — прошептала она. — А то она меня услышит.
Норма говорила странным, дрожащим от волнения голосом.
— Кто тебя услышит, Норма?
— Мать, конечно, — ответила она и немного поежилась, словно от страха.
Огромным усилием воли он заставил себя улыбнуться и взял ее за руку. Рука была ледяной. Норма попыталась освободиться.
— Ты хочешь отвести меня к ней? Она здесь, я знаю, что она здесь! Но я не хочу ее видеть.
— Здесь никого нет, кроме нас, Норма.
— Не называй меня так.
— Что? — спросил Тулли. — Как же мне тебя называть?
— Только не этим именем. Не именем этого плоскогрудого страшилища.
— Что ты говоришь, Норма?
— Ты же знаешь, что меня зовут Кэтлин, — строго ответила Норма и отвернулась.
Тулли понял, что придется позвонить по телефону и попросить о помощи. Кому же звонить, Олли? Она наверняка убежала от него. Вернее всего, Олли сейчас ищет ее. Позвонить в полицию? Нет… Доктору Сэдрету!
Доктор Сэдрет был единственным знакомым врачом Тулли. Он не был психиатром, но в случае необходимости мог помочь. Он был в курсе многих дел и знал, к кому можно обратиться.
Норма вышла на середину гостиной. Лицо ее было озабоченно.
— Никак не могу вспомнить, где мы познакомились с Олли. Может быть, на прошлой неделе на танцевальном вечере в сельском клубе?
— Конечно, — ответил Тулли и заставил себя улыбнуться. — Извини, я выйду на минутку.
— Зачем? — спросила она твердым голосом.
— Я вспомнил, что должен кое-кому позвонить.
— Нет! — возразила она. — Не звони матери.
Норма обиженно выпятила нижнюю губу.
— Матери? — механически переспросил Тулли.
Как умудриться подойти к телефону?
— Будто ты этого не знаешь! Не прикидывайся! Ты же отлично знаешь, что моя мать — Мерседес Лавери.
Она оглянулась и, нагнувшись, спросила шепотом:
— Она здесь, не правда ли? Она в твоем доме. И Олли называет тебя своим лучшим другом. Куда ты ее спрятал?
Норма снова со страхом оглянулась.
— Мерседес, твоей матери, здесь нет, — пытался убедить ее Тулли. — И, конечно, я лучший друг Олли. Но скажи, пожалуйста, почему бы тебе не сесть, не устроиться поудобнее, пока…
— Это ты, не правда ли?
— Что?
