он понял уже давно. Человек — хаотичное существо, лишенное здравого смысла, которое тычется в разные стороны, как бешеное животное, разрушая и губя все вокруг, включая самого себя. Что значат разум, порядок и творческое начало в сравнении с обезумевшей толпой? Жалкая кучка гениев творит чудеса, которые обречены на гибель вместе с городами, пророками, достижениями науки и искусства. Первые люди, прилетевшие на Марс, обнаружат там не пучеглазых существ с антеннами на крошечных головах и не суперменов, а безжизненную пустыню, все еще излучающую смерть. В эволюции жизни отсутствовал ген духовности — Бог, который создал все, упустил самое важное…
— Мистер Шинн.
— Да? — Джонни поднял голову. Это был Сэмюэл Шир. В комнате внезапно стало тихо. Хьюб Хемас шепотом что-то внушал окружавшим его соседям.
— Думаю, — тихо сказал мистер Шир, — здесь собирается произойти нечто очень скверное.
— Наверняка, — отозвался Джонни. — И что касается меня, то чем скорее, тем лучше.
— Значит, вы тоже?
— Что «тоже»? — удивленно спросил Джонни.
— Тоже сдались?
— Я не сдался, падре. Но чего вы от меня ожидаете?
— Борьбы со злом и заблуждениями!
— До самой смерти? В свое время, мистер Шир, я был хроническим борцом с ветряными мельницами. Ну и чего я достиг? Что это может изменить?
— Очень многое! Мы не должны отчаиваться… — Священник склонился к Джонни и зашептал: — На разговоры нет времени, мистер Шинн. Эти люди бедны, их души в смятении, и они замышляют что-то дурное. Если вы можете выбраться из комнаты, спуститься и предупредить остальных, я постараюсь отвлечь их внимание.
— Дверь заперта, а снаружи дежурит Берни Хэкетт. — Джонни стиснул руку маленького священника. — Я знаю, падре, как это тяжело для вас. Есть только один способ воспрепятствовать этому — по крайней мере, временно.
— Какой?
— Притвориться побежденными.
— Побежденными?
— Если мы с вами проголосуем за виновность, это их удовлетворит, а Ковальчику даст передышку…
Мистер Шир выпрямился.
— Нет, — холодно сказал он. — Вы смеетесь надо мной, мистер Шинн.
— И не думаю! — Джонни почувствовал гнев. — Наша цель — спасти Ковальчика, и это может помочь. Процесс ровным счетом ничего не значит, мистер Шир. Он был ненастоящий, это была уловка с самого начала.
— Кто знает, что настоящее, а что нет? Я не могу делать то, что противно моей совести, мистер Шинн. И вы тоже.
— Вы так полагаете? — Джонни мрачно улыбнулся. — Человек способен на все. Я видел отличных парней, храбрых солдат, прекрасных мужей и отцов, стойких патриотов, усердных прихожан, которых заставляли отрекаться от своих товарищей, жен, детей, страны, Бога — от всего, во что они верили. Они не хотели делать это, мистер Шир, но делали.
— Но вы также видели людей, которые этого не делали, — с презрением произнес священник, — однако предпочитаете не вспоминать о них! Мистер Шинн, если вы сейчас не встанете и не сделаете все, что можете, то будете еще хуже, чем Хьюб Хемас, Мерт Избел и Питер Берри, — хуже, чем все они, вместе взятые! Они не правы, но, по крайней мере, делают то, во что верят. Но человек, который знает, что прав, и не отстаивает свою правоту, пропащий, мистер Шинн, и весь мир пропадет вместе с ним.
Сэмюэл Шир метнулся к двери. Ключ торчал в замке. Он повернул его дрожащими пальцами и открыл дверь.
— Вынесли вердикт? — зевая, спросил констебль Хэкетт. — Давно пора.
Священник пробежал мимо него, но прежде, чем он успел сделать два шага по коридору, Хьюб Хемас оказался рядом.
— Нет, мистер Шир, — пропыхтел Хьюб.
Другие выбежали тоже и на глазах у ошеломленного Хэкетта втащили пастора назад в спальню. Джонни приподнялся со стула.
— Прислонись спиной к двери, Берни, — приказал Хемас и устремил бесстрастный взгляд на Джонни. — Орвилл, следи за ним.
Джонни почувствовал на своем плече железную хватку.
— Не дергайтесь, мистер Шинн, и вы не пострадаете, — негромко предупредил Орвилл Пэнгмен.
Сэмюэл Шир тоже смотрел на него. В ушах у Джонни зашумело, и он ухватился за спинку стула.
— Мы даем вам последний шанс, — сказал Хьюб Хемас. — Мистер Шир, вы измените ваш вердикт?
— Нет, — ответил Сэмюэл Шир.
Джонни закрыл глаза, но взгляд священника словно прожигал ему веки.
— А вы, мистер Шинн?
— Нет, — сказал Джонни.
— Теперь нам все ясно, — заявил Хемас. — Вы морочили нам голову. Я уже давно начал это понимать. Мы сами виноваты, позволив судье Шинну втянуть нас в это, позволив вам, мистер Шир, и этому чужаку из Нью-Йорка занять место среди нас. Мы провели наш суд. Нам все было ясно, когда мы поймали убийцу. А вы просто пытаетесь отобрать его у нас, как отобрали Джо Гондзоли.
Оставалось надеяться на губернатора и национальную гвардию…
— Вы этого хотите, не так ли? Но вам не отобрать у нас этого кровожадного бродягу. Верно, соседи?
Ему ответил торжествующий рев. Эти двадцать четыре свеженаколотых бруска дерева, напряженно думал Джонни. Что с ними не так?..
— Пошли!
Но констебль Хэкетт стоял в дверях, облизывая губы.
— Хьюб… — нерешительно начал он.
— И ты туда же? — рявкнул Хемас. — Отойди!
Берни Хэкетт отошел, и толпа хлынула мимо него из спальни Фанни Эдамс, увлекая за собой Сэмюэла Шира и Джонни Шинна, прогромыхала вниз по лестнице и ворвалась в комнату, где ожидали за чашками кофе судья Шинн, Эндрю Уэбстер, Феррис Эдамс, Роджер Казавант и Ашер Пиг, а Джозеф Ковальчик сидел за сосновым столом, уронив голову на руки, охраняемый близнецами Хемас.
Чертовы дрова! Куда они делись?.. Вот в чем дело! Что с ними произошло?
Внезапно в комнате воцарилась мертвая тишина. Мужчины за столом медленно повернулись, а заключенный поднял голову.
— Хьюб, — заговорил судья Шинн.
Но и он, и остальные все поняли.
— Суд окончен, — сказал Хьюб Хемас. — Вердикт — виновен. Наказание…
Джозеф Ковальчик сполз со стула на пол, как змея, проскользнул на четвереньках под столом к стулу Луиса Шинна и обхватил его ноги.
Близнецы вскочили. Томми Хемас отодвинул стул, а его брат бросился к заключенному.
— Остановитесь! — крикнул судья.
Томми Хемас взмахнул левой рукой и ударил судью по шее. Старик отшатнулся, а Томми вцепился в Ковальчика, которого уже держал его близнец.
В ушах Джонни Шинна звучало нечто подобное трубам, возвещающим о Судном дне. И внезапно он понял, что знает ответ!
Комната была полна кричащих, мечущихся людей и опрокидывающейся мебели. Констебль Хэкетт ударился об угловой буфет, стекло зазвенело, а старинное серебро Фанни Эдамс посыпалось с полок.