вечеринки по поводу ее оправдания.
— Просто невероятно! — сердито сказал Берк. — У этого парня стыда не больше, чем у обезьяны! Не могу понять женщин. Казалось, Лоретт должна видеть его насквозь — ведь она практичная девушка. Но, по-видимому, она становится такой же беспомощной гусыней, как остальные, когда он пускает в ход свои чары.
— С таким талантом нужно родиться, — заметил Эллери. — Очень жаль это слышать. Вроде бы «послужной список» Армандо должен говорить сам за себя.
— Вам, мне и всей мужской половине человечества, — отозвался Берк. — А для женщин это иностранный язык.
— И нет никакого способа открыть ей глаза?
— Видит Бог, Роберта старается изо всех сил. — Шотландец выбил из трубки остаток табака. — Из-за этого между девушками уже пробежала черная кошка. Я пытался убедить Берт не принимать это так близко к сердцу, но она ненавидит Армандо и не может смотреть равнодушно, как он увивается вокруг Лоретт.
На следующей неделе Эллери узнал от Берка, что разногласия девушек из-за Армандо достигли критической стадии.
— Послушай, дорогая, — сказала Роберта. — Конечно, это не мое дело, но я просто не могу видеть, как тебя затягивает этот зыбучий песок в человеческом облике.
Лоретт выпятила подбородок.
— Предпочитаю больше не говорить с тобой о Карлосе, Роберта.
— Но кто-то должен вколотить тебе в голову хоть немного здравого смысла! Ты позволяешь ему присылать тебе цветы, назначать свидания, торчать здесь часами. Неужели ты не понимаешь, во что ты ввязалась?
— Роберта…
— Нет уж, я скажу все. Ты ведешь себя глупо, Лоретт. У тебя нет никакого опыта с мужчинами, а Карлос дюжинами обдирает как липку таких, как ты. Он даже не особенно скрывает это от тебя. Разве ты не видишь, что ему нужны только деньги, которых он не получил после смерти твоей тети Глори?
Лоретт с усилием сдержалась, наполовину отвернувшись и стиснув маленькие кулачки.
— Не могла бы ты перестать пытаться мною руководить?
— Я только пытаюсь спасти тебя от когтей одного из самых отъявленных негодяев. Который к тому же убийца.
— Карлос никого не убивал!
— Но он это подстроил, Лоретт. Он виноват куда больше той женщины, кем бы она ни была.
— Я этому не верю!
— По-твоему, я лгу?
— Может быть.
— С какой целью? Я сто раз рассказывала тебе, как Карлос пытался убедить меня сделать это для него…
Лоретт снова повернулась к ней, вскинув голову.
— Роберта, я изменила свое мнение о тебе. Теперь я понимаю, что ты мне просто завидуешь.
— Чему я завидую?
— Деньгам, которые оставила мне тетя Глори, и вниманию, которое оказывает мне Карлос!
— Ты совсем обезумела, дорогая! Твоему богатству я только радуюсь. А что касается Карлоса, то я предпочла бы внимание акулы — это было бы безопаснее. И для тебя тоже.
— Ты призналась, что была в него влюблена!
— Да, до того, как поняла, кто он. Слава богу, эта глава моей жизни уже окончена. Если хочешь знать, Лоретт, я влюблена в Гарри Берка и уверена, что он любит меня. А на этого слюнявого монстра мне наплевать.
— Довольно, Роберта! — Лоретт дрожала от гнева. — Если ты не в состоянии прекратить клеветать на Карлоса… — Она умолкла.
— Ты собиралась сказать, что хочешь, чтобы я ушла отсюда? — спокойно осведомилась Роберта.
— Я сказала, что если ты не можешь прекратить…
— Я знаю, что ты сказала, Лоретт. Я уеду отсюда, как только найду квартиру. Если, конечно, ты не хочешь, чтобы я сделала это немедленно.
Девушки сердито уставились друг на друга. Наконец Лоретт заговорила ледяным британским тоном:
— Не обязательно делать это сегодня. Но при сложившихся обстоятельствах мне кажется разумным отказаться от совместного проживания.
— Я уеду завтра утром.
Роберта сдержала слово. Она перебралась в Христианскую ассоциацию молодых женщин, а Гарри Берк помог ей найти квартиру на Йорк-авеню в полуподвале ветхого здания с решетками на окнах и протекающей треснутой раковиной. В углу квартала был бар, из которого постоянно выходили подвыпившие мужчины.
— Это вонючая дыра, Берти, — сказал Гарри. — Не понимаю, почему ты на нее согласилась. Если бы ты прислушалась к голосу разума…
— То есть взяла у тебя деньги?
— Ну и что в этом плохого?
— Все, Гарри, кроме того, что с твоей стороны было очень любезно предложить их.
Берк выглядел сердитым и беспомощным.
— Квартира не такая уж плохая и, по крайней мере, меблированная, — утешила его Роберта. — Как бы то ни было, я не могу себе позволить ничего лучшего. И я предпочитаю жить здесь, чем в пентхаусе Лоретт, наблюдая, как эта скотина дурачит ее.
— Но здесь дурное соседство!
— Оно не хуже, чем присутствие Карлоса в квартире Лоретт.
Роберта переехала со своими немногочисленными пожитками на Йорк-стрит, и Гарри Берк стал ее личным телохранителем. Он выполнял взятую на себя работу с куда большим рвением, чем требовалось, — в доме проживало много совсем неплохих людей, которые были не в состоянии вносить более высокую арендную плату, и никто из них не страдал от «дурного соседства». Тем не менее Берк однажды схватил за шиворот длинноволосого юнца в черной кожаной куртке и сапогах, который, сидя на корточках у окна Роберты, подглядывал сквозь решетку и щели в портьере за раздевающейся девушкой. Шотландец не стал звать полицию. Он отобрал у парня пружинный нож, наградил его пинком в зад, предупредил, что бездельникам и извращенцам запрещено подходить к этому дому, и посоветовал сообщить об этом своим дружкам. После этого Берк почувствовал себя лучше. Он даже отремонтировал за свой счет ненадежный замок входной двери, сказав Роберте, что это должно развеять миф о скупости шотландцев. Роберта поцеловала его куда горячее, чем заслуживали истраченные им сорок девять центов, что даже в Шотландии сочли бы выгодной сделкой.
Глава 34
Происходившее с Лоретт не было новостью для Эллери, родившегося и выросшего в Америке, но Берку, несмотря на такие «англицизмы», как дело Профьюмо,[47] это казалось невероятным. Следуя местной культурной традиции, девушка, освобожденная в зале суда, за одну ночь стала знаменитостью со всеми вытекающими оттуда последствиями, включая контракт.
— Только невежество объясняет ваше удивление, Гарри, — сказал ему Эллери. — Мы здесь относимся к убийству как к событию общенационального масштаба. Мы помешаны на наших убийцах — фотографируем и интервьюируем их, клянчим у них автографы, собираем деньги на их защиту, сражаемся за то, чтобы взглянуть на них, и проливаем слезы радости, когда их оправдывают. Некоторые даже