весь Линкольншир, отсюда до Северного моря.
— Вы не могли бы выразиться точнее? — осведомилась она, добавив все так же медленно и раздельно: — Можете проводить меня туда?
Он склонился к ней с игривым видом.
— Я мог бы…
— Тогда идем, — отрезала она.
— Вы совеем как моя бабка.
Амелия схватила его за подбородок, заставив посмотреть на нее.
— Никогда больше не говорите этого.
Герцог несколько раз моргнул и сказал:
— Мне нравится, как вы командуете.
Она отпустила его, словно обжегшись.
— Жаль. — Он потер челюсть там, где она касалась его, и, оттолкнувшись от стены, выпрямился, слегка покачнувшись, прежде чем обрести равновесие. — Идем?
Амелия кивнула, намереваясь следовать за ним, но он одарил ее бледной улыбкой.
— Вы не возьмете меня под руку?
— О, ради Бога, — пробормотала она, обхватив рукой его локоть, и они двинулись по улице.
Он указывал направление, но Амелии приходилось поддерживать равновесие, поэтому их продвижение было медленном. Он то и дело спотыкался, старательно глядя себе под ноги и замедляя шаг перед каждым бугорком на булыжной мостовой. Наконец, миновав две боковые улицы и свернув в третью, они оказались на небольшой площади, преимущественно пустой.
— Мне казалось, что она здесь, — сказал Уиндем, вертя шеей.
— Вон там. — Амелия весьма неизящно ткнула пальцем. — В углу. Это ваша?
Он прищурился.
— Похоже на то.
Она сделала глубокий вздох, собираясь с силами, и повела его через площадь к ожидавшему экипажу.
— Как вы думаете, — промолвила она, — вы способны действовать, как если бы вы были трезвым?
Он улыбнулся, глядя на нее с выражением, слишком снисходительным для того, кто нуждается в помощи, чтобы держаться прямо.
— Джек! — позвал он властным голосом.
Кучер, дремавший на облучке, встрепенулся и спрыгнул на землю.
— В Белгрейв, — величественно распорядился Уиндем, предложив руку Амелии, чтобы помочь ей забраться внутрь. Ему неплохо удавалось производить впечатление человека, который не выпил бутылки три джина, но она сомневалась, что может опереться на его руку.
— Смелее, Амелия, — произнес он теплым тоном и улыбнулся, лукаво сверкнув глазами. На мгновение он стал похож на самого себя, всегда владеющего ситуацией и задающего тон разговору.
Она вложила свою руку в его ладонь и почувствовала…
Пожатие. Едва заметное, ничего обольстительного или порочного. Но оно показалось ей обжигающе интимным, говорящим об общих воспоминаниях и будущих свиданиях.
А затем все кончилось. Она обнаружила, что сидит в карете. Он уселся рядом, развалившись, как и можно было ожидать от подвыпившего джентльмена. Амелия уставилась на противоположное сиденье, стараясь не смотреть на Уиндема. Может, они помолвлены, но это определенно не дает ему права сидеть рядом с ней, когда они одни в закрытой карете.
— Даже не просите меня ехать спиной к движению, — заявил он, содрогнувшись. — После вчерашнего…
— И не собираюсь. — Она поспешно отодвинулась как можно дальше от него.
— Никто вас не просил ехать. — Его лицо приняло совершенно нетипичное для него выражение: почти как у обиженного щенка, но с проблесками лукавства.
— Я отодвинулась из чувства самосохранения. — Амелия бросила на него подозрительный взгляд. Ей уже приходилось видеть такой цвет лица. У ее младшей сестры был очень чувствительный желудок. Уиндем выглядел в точности как Лидия перед тем, как ее выворачивало наизнанку. — Сколько вы выпили?
Он пожал плечами, явно решив, что нет смысла отрицать очевидное и дальше.
— Гораздо меньше, чем мне требовалось.
— И часто… у вас возникают подобные потребности? — осторожно поинтересовалась она.
Он не сразу ответил.
— Нет.
Она медленно кивнула.
— Мне так не кажется.
— Чрезвычайные обстоятельства, — сказал он, закрыв глаза. — Эпохальные.
Несколько секунд она наблюдала за ним, позволив себе роскошь изучать его лицо, не беспокоясь о том, что он подумает. Он казался усталым, точнее — измученным и… обремененным чем-то.
— Я не сплю, — сообщил он, не открывая глаз.
— Весьма похвально.
— Вы всегда настроены так саркастично?
Она выдержала паузу, прежде чем ответить:
— Да.
Он открыл один глаз.
— Правда?
— Нет.
— Что, совсем никогда? Может быть, иногда?
Она почувствовала, что улыбается.
— Иногда. И чуть чаще, когда бываю с сестрами.
— Хорошо. — Он снова закрыл глаза. — Не выношу женщин без чувства юмора.
Амелия на секунду задумалась, пытаясь понять, почему она с этим не согласна.
— Вы считаете, что юмор и сарказм одно и то же?
Он не ответил, заставив ее пожалеть о вопросе. Ей следовало подумать, прежде чем задавать сложные вопросы мужчине, от которого разит перегаром. Она отвернулась, уставившись в окно. Карета выехала из Стэмфорда и катила теперь на север по линкольнширской дороге. Это была та самая дорога, сообразила Амелия, где Грейс с вдовствующей герцогиней подверглись нападению разбойника прошлым вечером. Впрочем, это, наверное, случилось дальше от города. Если бы она собиралась ограбить карету, то определенно выбрала бы более удаленное место. К тому же, подумала она, высунувшись в окошко, чтобы обозреть окрестности, здесь негде спрятаться. Ведь разбойнику нужно место, где он мог бы залечь в ожидании жертвы, не так ли?
— Нет.
Амелия вздрогнула, в ужасе уставившись на Уиндема. Неужели она размышляла вслух?
— Я не считаю, что юмор и сарказм одно и то же, — заявил он, по-прежнему сидя с закрытыми глазами.
— И вам потребовалось столько времени, чтобы ответить на мой вопрос?
Он пожал плечами.
— Мне надо было обдумать его.
— О. — Она снова повернулась к окну, собираясь вернуться к своим грезам наяву.
— Это был сложный вопрос, — продолжил он.
Амелия повернула голову. Его глаза были открыты и смотрели на нее. Они казались более ясными, чем несколько минут, назад. Может, он не выглядел как оксфордский профессор, но казался более способным на осмысленный разговор.
— Полагаю, это зависит, — сказал он, — от предмета, на который направлен сарказм, и от гона.
— Конечно, — согласилась она, хотя все еще сомневалась, что он полностью пришел в себя.
