его проницательные глаза были полуприкрыты веками, лицо непроницаемо, как маска.
– Я уверен, ваша светлость, что вы получили ответ на свой вопрос, – сказал Холмс.
– Конечно, – ответил герцог небрежным тоном, словно отметая это дело как не представляющее никакого интереса. – Этот футляр мне не принадлежит.
– Тогда, быть может, ваша светлость укажет нам владельца?
– Полагаю, что это мой сын. Футляр, без сомнения, принадлежал Майклу.
– Он взят из лондонского ломбарда.
Герцог скривил губы в жестокой усмешке.
– Не сомневался в этом.
– В таком случае, если вы дадите нам адрес вашего сына…
– Сын, о котором я говорю, мистер Холмс, умер. Это мой младший сын.
Холмс мягко сказал:
– Я искренне сожалею, ваша светлость. Он умер от болезни?
– От очень тяжелой болезни. Он умер уже шесть месяцев назад.
Ударение, которое аристократ делал на слове «умер», показалось мне странным.
– Ваш сын был врачом?
– спросил я.
– Он учился на медицинском факультете, но потерпел неудачу, как, впрочем, во всем остальном. Н поэтому он умер.
Снова это странное ударение. Я посмотрел на Холмса, но его, казалось, больше интересовало пышное убранство этой сводчатой комнаты: взгляд его перескакивал с одного предмета на другой, а мускулистые руки были сцеплены за спиной.
Герцог Шайрский протянул футляр Холмсу.
– Поскольку, сэр, это не моя вещь, я возвращаю ее вам. А теперь прошу меня извинить, я должен собираться в дорогу.
Я был удивлен поведением Холмса. Бесцеремонное обращение с нами герцога не вызвало у него ни малейшего возмущения, хотя обычно Холмс не позволял никому топтать его коваными сапогами. Он почтительно поклонился и сказал:
– Не будем вас более задерживать, ваша светлость.
Поведение герцога было по-прежнему грубым. Он и не подумал дернуть шнурок звонка, чтобы позвать дворецкого, и нам пришлось самим отправиться на поиски выхода.
Как оказалось, нам повезло. Когда мы пересекали величественный холл, направляясь к наружной двери, из бокового входа вошли двое – мужчина и ребенок.
В отличие от герцога их вид не был враждебным.
Ребенок – девочка лет девяти-десяти – посмотрела на нас, и радужная улыбка осветила ее бледное личико. Мужчина, подобно герцогу, был хрупкого телосложения. Быстрый взгляд его больших блестящих глаз устремился на нас с вопросом, но выражал не более чем любопытство. Его смутное сходство с герцогом Шайрским позволяло сделать лишь один вывод. Это был другой его сын.
Появление этой пары не показалось мне чем-то необычайным, но, как видно, смутило моего друга Холмса. Он резко остановился, и футляр с инструментами, который он нес, упал. Рассыпавшиеся стальные инструменты загремели на каменном полу, и эти звуки отозвались во всем громадном холле.
– Какой же я неуклюжий! – воскликнул Холмс и с еще большей неуклюжестью загородил мне дорогу, когда я хотел собрать инструменты.
Мужчина с улыбкой подскочил и, опустившись на колени, сказал:
– Позвольте мне, сэр.
Столь же поспешно подбежала и девочка.
– Я помогу тебе, папа.
Мужчина улыбнулся еще шире.
– Конечно, дорогая. Мы вместе поможем джентльмену. Ты можешь подавать мне инструменты. Но осторожно, смотри не порежься.
Мы молча наблюдали, как девочка подавала отцу блестящие инструменты один за другим. Его трогательная любовь к ней была очевидна. Он нехотя отрывал от нее взор, когда быстро клал инструменты в соответствующие углубления.
Покончив с этим, мужчина поднялся, но девочка продолжала осматривать каменные плиты пола.
– А последний, папа, куда делся?
– Похоже, что его не хватает, детка. Я не думаю, что он закатился.
Он вопросительно посмотрел на Холмса, который наконец вышел из странной задумчивости.
– Вы правы, сэр, его не хватает. Благодарю вас, и простите мою неловкость.
– Пустяки. Надеюсь, инструменты не пострадали. – Он протянул футляр Холмсу, который взял его с
