«В этом моя беда, — подумал Эллери. — Я всегда игнорирую очевидное в пользу глубокомысленного».
Все настолько ясно. Вол, дом, верблюд, дверь... Всего двадцать. Да, все дело было в этом числе! Интуиция подсказывала ему это.
Ему внезапно пришло в голову, что теперь можно установить, каким должен быть еще не полученный двадцатый предмет. Мысленным взором он пробежал список...
Сердце Эллери сжалось, и он похолодел. Двенадцатым подарком и двадцатым предметом должен быть...
Эллери бросил книгу, дико огляделся и выбежал из комнаты.
Сержант Дивоу слонялся по лестничной площадке.
— В чем дело, мистер Квин?
— Скорее в спальню Джона!
Несмотря на свои габариты, сержант добежал до двери раньше Эллери. Он толкнул ее плечом, и дверь с треском распахнулась.
Другие двери открылись тоже. Люди выбегали в коридор.
Эллери медленно вошел в комнату Джона. Сержант Дивоу, судорожно глотнув, загородил дверной проем.
Расти вскрикнула.
Джон сидел на стуле у письменного стола спиной к двери. Он был без пиджака, голова его лежала на крышке стола, рядом с левой рукой, перевязанная правая рука свисала вниз.
На белой рубашке, под лопатками чуть левее середины спины, расцветал ярко-красный цветок со слегка расплывающимися лепестками.
В центре цветка торчала рукоятка ножа.
— Сержант, пропустите доктора Дарка.
Толстый врач шагнул в спальню; краска сбежала с его массивного лица.
— Постарайтесь не оставлять отпечатки пальцев на столе и на его одежде, доктор.
Вскоре врач выпрямился. Он казался испуганным и растерянным.
— Джон мертв.
— Пожалуйста, вернитесь. Сержант, позвоните лейтенанту Луриа. Я останусь здесь. Нет, мистер Крейг, не входите. Лучше побудьте с Расти. Думаю, всем будет легче, если я оставлю дверь закрытой до прихода лейтенанта.
Мистер Гардинер молился в коридоре.
Оставшись наедине с телом, Эллери попытался сосредоточиться — вероятно, слишком поздно.
Он приложил тыльную сторону ладони к шее, щеке, уху Джона. Они были еще теплыми. Если бы не торчащий в спине нож, Джон казался бы спящим.
«Если бы я понял смысл подарков на пять, десять, пятнадцать минут раньше!» — думал Эллери.
Потом он заметил карточку. На ней лежало лицо Джона, как будто он читал ее в тот момент, когда нож вонзился ему в спину. Обернув пальцы носовым платком, Эллери ухватился за край карточки и тянул ее до тех пор, пока не стал виден машинописный текст. Он не стал поднимать карточку со стола.
Она выглядела так же, как одиннадцать предыдущих, — белая, продолговатая и со стихотворным посланием:
В двенадцатый вечер Святок
Шлет любовь твоя в подарок
К и н ж а л, что последним ударом
Жизнь заберет без остатка.
Двадцатым предметом стал кинжал. Как и следовало предвидеть.
Теперь многое было ясно. «Последний удар»... Все так и вышло.
Беда в том, думал Эллери, что все выходило слишком явно.
Настолько явно, что лишь идиот мог принять это за чистую монету.
Глава 15
Крещение: понедельник, 6 января 1930 года
В которой мистер Квин отказывается от гамбита, мертвец оживает, многое объясняется, но многое остается окутанным тайной
Когда сержант Дивоу вернулся в спальню, Эллери оставил его с трупом и поспешил вниз.
Все были в гостиной, кроме мистера Гардинера, Расти и ее матери.
— Я дал Расти успокоительное, и она прилегла в своей комнате, — сказал доктор Дарк. — С ней миссис Браун и его преподобие.
Эллери кивнул. На всех лицах застыло ошеломленное выражение.
— Полагаю, вы все видели нож, — заговорил Эллери. — Это антикварный кинжал с рукояткой, украшенной полудрагоценными камнями. Выглядит старым. Он из вашего дома, мистер Крейг?
Бородач покачал головой — он тоже выглядел постаревшим. Крейг сидел на стуле поодаль от других, с плотно сжатыми губами, словно с величайшим трудом удерживая себя в руках.
— Кто-нибудь узнал его?
Никто не ответил.
Эллери пожал плечами.
— Ну, это работа для Луриа. Нас касается то, что это был последний подарок. — И он повторил вслух стишок с карточки. — Номер двадцать, завершающий серию.
Эллери умолк. К чему говорить, что теперь ему известно значение подарков? Он не мог довести объяснения до конца. Не мог сказать им, что ключи в стихотворениях, их смысл в целом, вся общая картина настолько однозначны, что указующий перст обвинения может быть направлен лишь на одного из них. Не мог признать отсутствие альтернативы. Не мог заявить: «Все это приговаривает упомянутого человека к виселице».
Ибо принятие единственно возможного решения делало этого человека полным идиотом. А это было невероятно — сама природа преступления свидетельствовала, что замыслить его мог только незаурядный ум. Как мог человек, оставляя столь изощренный след, делать это с единственной целью — чтобы след приводил прямо к нему? Потому что ключи указывали именно в этом направлении.
Пожалуй, лучше промолчать.
Эллери понимал, что в этом деле с самого начала были намечены три жертвы — Джон, персона, на которую указывали ключи, и он сам. Смерть Джона являлась основной целью. Эллери отводилась роль послушной ищейки, позволяющей направить себя по следу, ведущему якобы к неопровержимым выводам. Он должен был обвинить в гибели Джона не того человека.
Вся замысловатая история с таинственными рождественскими коробками, их содержимым, стихотворными ключами имела лишь одну цель — обвинить невиновного в убийстве Джона. Подтасовка была ловкой и в другом смысле. У Эллери были причины полагать, что теоретически этот невиновный обладает веским мотивом для подобного убийства. С уликами, указывающими на него, и изготовленным, как на заказ, мотивом подтасовка становилась безукоризненной.
Нет, говорил себе Эллери, он может только отказаться подыгрывать клеветнику — отклонить предлагаемую роль. Тот, на кого указывали ключи-подарки, не был тем, кто воткнул кинжал в спину Джона. Им был тот, кто готовил подарки, сочинял стихи и оставлял рождественские посылки. Не исключено, что, храня молчание, думал Эллери, он будет играть на руку подлинному убийце...
Прибытие лейтенанта Луриа и группы экспертов развеяло общую апатию. Лейтенант не произнес ни слова — выражение лица говорило за него. Он сразу поднялся по лестнице.
Луриа потребовал очистить верхний этаж, поэтому мать и дочь Браун были вынуждены покинуть
