— По вашей реакции, мистер Приам, — непринужденно заметил Эллери, — можно было подумать, что вы ожидали увидеть по крайней мере готовую к броску кобру. Или что-нибудь в этом роде. Чего вы испугались?
Приам с грохотом стукнул стаканом о выдвижную полку. Костяшки его пальцев побелели.
— Я ничего не испугался! — рявкнул он. — Ничего! — Его грудь мощно вздымалась. — Хватит лезть в мои дела! А не то я клянусь, что… — Он в ярости выбросил вперед кулак, задел графин, и тот рухнул на пол и покатился по ковру.
Эллери вытащил сверток и начал разворачивать бумагу. Он взял содержимое за край двумя пальцами и положил на ладонь.
И он, и Китс с искренним изумлением уставились на предмет в его руках.
Потому что там не было ничего, что могло бы заставить человека трястись от страха.
На ладони лежал бумажник, обычный мужской бумажник для внутреннего кармана пиджака, сделанный из кожи аллигатора. С красивым тисненым узором, окрашенный в темно-зеленый цвет. В нем не было ничего ужасного, никаких следов — он был абсолютно новый. И очень дорогой — уголки оправлены в золото. Эллери открыл его. Пусто. Ни записки, ничего.
— Дайте мне взглянуть, — попросил Китс.
Действительно, ничего такого, чтобы заставить побледнеть взрослого мужчину.
— Никаких надписей, — сказал Китс. — Только фабричная марка. — Он озадаченно потер подбородок и снова уставился на Приама.
— Что там, лейтенант? — спросила Лаурел.
— Что именно, мисс Хилл?
— Какая марка, я имею в виду?
— Объединенные кожевенные фабрики, Голливуд, Калифорния.
Борода Приама беспомощно упала на грудь.
Но сейчас дело было не в Приаме. Потому что глаза Делии вдруг неимоверно расширились при виде бумажника, а краска отхлынула у нес с лица. Потом губы беззвучно зашевелились, как будто прогоняли призрака.
Шок. Но отчего? От страха?
Да, страх, конечно, был, но он являлся лишь следствием шока, а не его причиной.
Внезапно Эллери понял, что за чувство вызвало у Делии шок.
Узнавание.
Он был совершенно сбит с толку и крепко призадумался. Ведь бумажник совсем новый. Она не могла видеть его раньше… Если только не… Кстати, и Приам его раньше не видел. Одинаковое ли впечатление произвел он на них? Эллери сомневался в этом. Их реакция была продиктована различными чувствами. Факт поразил обоих, но по-разному. Приам напоминал естествоиспытателя, которому ясны причины и ход стихийного бедствия, в том время как его жена была всего лишь случайной и потрясенной жертвой катастрофы. Эллери придержал свое разыгравшееся воображение. Нельзя делать поспешные выводы на основании всего лишь внешнего вида… Но и пытаться расспрашивать сейчас бесполезно. Эллери чувствовал в душе странную радость. Замечательно, как легко угасает страсть, стоит лишь узнать что- нибудь мерзкое о ее предмете. Сейчас, глядя на Делию, он не чувствовал ничего. Даже сожаления. Ему было противно вспоминать себя и свое мальчишеское ослепление.
— Делия, куда вы направляетесь?
Она шла к выходу.
— Мама!
Значит, Гроув тоже кое-что заметил. Он рванулся следом и схватил ее у самой двери.
— В чем дело?
Она сделала попытку освободиться.
— Господи, мой милый Гроув, как все глупо получается! Это уже выше моих сил. Бумажник, надо же! И такой красивый… Словно подарок Роджеру на день рождения. Пусти меня, Гроув. Я пойду распоряжусь насчет обеда.
— Да-да, мама. Конечно. — Мак опустил руки.
А Лаурел…
— Единственная вещь, способная настолько потрясти меня… — медленно произнес Китс, растягивая слова, — то есть если бы я был на месте мистера Приама…
Лаурел была единственная из всех, кто, казалось бы, никак не отреагировал на бумажник.
— …я бы просто не знал, какого черта сдался мне этот бумажник. Как слону сенокосилка, — закончил свою бессвязную речь Китс.
Да, Лаурел — единственная не отреагировала на бумажник, но когда она подняла глаза и увидела лицо Делии, на ее собственном лице проступило точно такое же выражение внезапного шока. Сначала — озарение, понимание, узнавание. Потом — шок. Точно так же. Но это не было озарением, узнаванием предмета как такового, как у Делии. Это было понимание состояния, испытываемого Делией. Как бы цепная реакция чувств.
— Если хорошенько сосредоточиться и подумать, то теперь во всех «подарках» можно усмотреть кое- что общее… — продолжал рассуждать Китс.
— Общее, — переспросил Эллери. — Что же это может быть, Китс?
— Мышьяк, дохлые лягушки, бумажник для человека, никогда не покидающего дом. Все это просто чертовски бессмысленно и бесполезно. Вот что общее.
Эллери рассмеялся.
— Ну вот и версия появилась. Как она вам, мистер Приам? В вашей власти или подтвердить, или опровергнуть ее. Был ли первый полученный вами подарок таким же бессмысленным? Что было в первой коробке?
Приам не поднимал головы.
— Мистер Приам! Что было в первой коробке?
Никакого ответа.
— Что все это значит?
Приам не реагировал.
— Можем мы взять этот бумажник на экспертизу? — спросил Китс.
Приам остался в той же позе.
— Мистер Куин, мне показалось, что я уловил одобрительный кивок, — заявил Китс, бережно заворачивая бумажник и запихивая его обратно в коробку. — Так что я заброшу вас домой и отправлюсь прямиком в лабораторию.
Они оставили Роджера Приама все в этой же позе полного безразличия ко всему на свете.
Китс ехал медленно, свободно скрестив руки на руле и неподвижно глядя перед собой, как будто там находилась сама истина. Он непрерывно жевал сигарету, как лошадь траву на выпасе.
— Да, я недооценивал Приама, — засмеялся вдруг Эллери. — Тертый калач.
Китс не разделял его веселости:
— Почему недооценивали?
— Я-то рассчитывал, что он потеряет присутствие духа и расколется хотя бы на этом, четвертом «предупреждении». Вместо этого он ушел в глухую защиту. Будем надеяться, что для нас это лишь временное поражение.
— Вы так уверены, что бумажник — тоже «предупреждение»?
Эллери рассеянно кивнул.
— Что до меня, то я отнюдь не так уверен, — сказал Китс почти жалобно. — Я никак не могу схватить суть происходящего. Все равно что голыми руками ловить рыбок в аквариуме… Мышьяк — еще куда ни шло, хотя я все равно понятия не имел, как быть дальше. Но после всего остального, что за этим последовало…
— Вы же не станете отрицать наличие этого остального, а? Мертвый пес — это факт. Первая коробка, полученная Приамом, — такой же реальный факт. И я твердо уверен, что дохлые лягушки и квакши нам
