носилки на пол, повернулись к кровати. Эллери и судья инстинктивно отвернулись.
Когда они обернулись снова, кровать была уже пустой, тело лежало на носилках, а санитары вытирали пот с бровей. Никто не проронил ни слова, пока не унесли носилки.
— Итак, — сердито начал коронер; на его впалых щеках горели красные пятна. — Черт бы вас побрал, вы что, считаете меня волшебником? Она мертва, и все. Умерла в результате падения. Если хотите знать, сломала спину и, кроме того, слегка повредила голову и ноги. Черт! От ваших пташек меня просто тошнит.
— Что тебя так нервирует? — проворчал Молей. — Ни тебе пулевой раны, ни ножевой — ничего такого ужасного!
— Ну да!
— Это хорошо, — произнес Молей медленно, потирая руки. — Это важно. Все проще простого, джентльмены. Миссис Констебль оказалась перед лицом пропасти — со своей любовной интригой, умирающим мужем и обывательской моралью женщины среднего класса. Она не захотела обратиться к своему муженьку, дабы все тихо уладить, а у нее самой не было ни гроша. Поэтому, как только она узнала от меня, что ее письма и все остальные документы отосланы мне — черт, как нехорошо получилось! — она воспользовалась единственным выходом, который нашла для себя.
— Вы хотите сказать, что она совершила самоубийство? — спросил судья.
— Попали в яблочко, ваша честь.
— Хоть раз, — буркнул коронер, закрывая свой ужасный саквояж, — вы говорите дело. Именно так я и считаю. Нет никаких физических следов насилия.
— Вполне возможно, — согласился судья. — Эмоциональная нестабильность, весь мир рухнул у нее на глазах, критический возраст для женщины... да, да, такое вполне возможно!
— Кроме того, — со странным удовлетворением в голосе произнес Молей, — если Роза говорит правду — а она, несомненно, говорит правду, — то это не могло быть ничем иным, кроме как самоубийством.
— О, вполне могло, — возразил Эллери.
— Что?! — Молей вздрогнул.
— Если вы хотите поспорить, инспектор, то, с теоретической точки зрения, я повторяю: «Да, вполне могло быть».
— Да вы что! Вокруг нее на расстоянии пятнадцати футов не было ни души, когда она прыгнула вниз! В нее не стреляли, и на ней не обнаружено ножевой раны. Так что все ясно. Вот так-то. Написать отчет о таком деле — одно удовольствие! — Но он продолжал наблюдать за Эллери с явным сомнением.
— Удовольствия разнятся. Эта женщина упала на спину?
Коронер подхватил свой саквояж и скорчил страдальческую физиономию.
— Я что, должен отвечать этому парню? — прохныкал он, обращаясь к Молею. — Он только и делает, что задает дурацкие вопросы. Он мне не понравился с самой первой минуты, как только я его увидел.
— Да ладно тебе, Блэки, кончай умничать, — громыхнул инспектор.
— Да, сэр, — колко подтвердил коронер, — именно на спину.
— Вы не следуете естественным образом методу Сократа, — улыбнулся Эллери; затем его улыбка исчезла, и он спросил: — А перед тем, как упасть вниз, она стояла на самом краю, верно? Видимо, так. И чтобы потерять равновесие, ей нужно было совсем немного, я прав? Разумеется, прав.
— К чему ты клонишь, Эллери? — спросил судья.
— Инспектор Молей, мой дорогой Солон, по-видимому, находит самоубийство миссис Констебль очень удобным.
— Что, черт возьми, вы имеете в виду?
— Хотите возложить ответственность на нее, да?
— Послушайте...
— Ну-ну, — протянул Эллери, — я же не говорю, что она не совершала самоубийства. Я просто хотел обратить наше внимание на то, что при имеющихся обстоятельствах миссис Констебль вполне могла быть убитой.
— Как? — взорвался Молей. — Как? Вы не можете без конца вытаскивать кроликов из вашей шляпы! Вы сказали...
— Я только собирался это сказать. О, следуя примитивному методу, наверняка так, но в таких случаях все надо очень тщательно доказывать. Я утверждаю, что с теоретической точки зрения кто-то мог стоять в кустах, невидимый глазу миссис Годфри и нам, и бросить в спину миссис Констебль камень — промахнуться было бы трудно, мишень уж очень большая, если вы вспомните анатомические особенности строения этой женщины.
Они встретили это гробовым молчанием. Коронер глянул на Квина с тоской. Молей грыз ногти. Затем судья проговорил:
— Известно, что Роза не слышала никаких других звуков и не видела убийцы, но ведь она смотрела прямо на миссис Констебль. Разве она не заметила бы камня, попавшего ей в спину?
— Ну да, — оживился Молей, его мрачность мгновенно улетучилась. — Вы правы, судья! Разве она не заметила бы, мистер Квин?
— Вполне могла не заметить, — Эллери пожал плечами, — но тогда может быть лишь одно мнение. Обратите внимание, я не говорю, что так все и было. Я просто хочу вас предостеречь от опасности поспешных выводов.
— Ладно. — Молей вытер лоб огромным носовым платком. — Не думаю, что есть какие-то серьезные возражения против того, что это самоубийство. Это чистой воды демагогия, которая никуда не ведет. Кроме того, у меня в уме только что сложилась полная картина всего случившегося. И вряд ли вам удастся разнести мою теорию в пух и прах, мистер Квин.
— Теорию, которая покрывает все имеющиеся у нас факты? — уточнил Эллери, явно удивленный. — Если это правда, то мне придется принести вам свои извинения, инспектор, поскольку вы, вероятно, увидели то, что ускользнуло от меня. — В его тоне не было и тени сарказма. — Ну что ж, давайте послушаем.
— Вы считаете, что знаете, кто убил Марко? — спросил судья. — Искренне надеюсь, что это так. Вот было бы здорово, и я был бы счастлив убраться отсюда как можно скорее!
— Конечно, знаю, — отозвался инспектор Молей, извлекая из кармана помятую сигару и засовывая ее в рот. — Это миссис Констебль.
Эллери не сводил глаз с инспектора, пока они не покинули спальню, провожая коронера вниз и дальше, к его машине, после чего прошли через патио в залитый лунным светом сад. В патио не оказалось ни души. Судя по квадратным боксерским челюстям, Молей не обладал особыми интеллектуальными способностями; но из своего горького опыта Эллери знал, что никогда нельзя судить о человеке по его внешности или по поверхностному знакомству. Не исключено, что Молей уловил нечто стоящее. Эллери никак не мог избавиться от ощущения, что его собственные догадки об этом деле бесплодны; поэтому он с нетерпением ждал объяснений Молея, который, казалось, намеренно тянул резину.
Инспектор не начал говорить до тех пор, пока они не достигли тихого места под темными кронами деревьев. Он посвятил целую минуту раскуриванию сигары и созерцанию того, как легкий бриз прогнал прочь облачко едкого дыма.
— Видите ли, — начал он нарочито медленно, — после того, как наша леди наложила на себя руки, все стало ясным. Должен признать, — продолжил он с преувеличенной скромностью, — что до этого я о ней почти не думал. Но такое часто случается. Вы блуждаете в тумане, потом выжидаете, и затем — бац! — что-то щелкает, и вам все сразу становится ясно. Единственное, что нужно, так это терпение.
— Которое, как уверяют знающие люди, — вздохнул Эллери, — при частом употреблении доводит до сумасшествия! Говорите, мой друг, говорите!
Молей хохотнул.
— Марко применил к миссис Констебль свой излюбленный прием, затащил ее в постель, сломил
