– Твои сапоги, – сквозь смех вымолвила она.
Он замер, потом медленно опустил голову и посмотрел на свои ноги.
– Черт возьми!
Она рассмеялась еще громче.
– Это не смешно, – проворчал он. – Это…
Ей как-то удалось на секунду затаить дыхание.
– …смешно, – признал он.
Она уже не смеялась, а хохотала – так, что даже кровать тряслась от хохота, – но все же выговорила:
– Ты сможешь их снять?
Он посмотрел на нее с видом превосходства и сел на край кровати.
Гонория несколько раз глубоко вздохнула и, уняв хохот, предупредила:
– Я ни в коем случае не дам тебе нож, чтобы разрезать их.
И тотчас правый сапог со стуком упал на пол.
– Обойдемся без ножа.
Она постаралась сделать серьезное лицо.
– Я очень рада.
Маркус снял второй сапог и взглянул на нее из-под полуопущенных век.
– Я тоже, – тихо сказал он, ложась с ней рядом. – Я тоже.
Его пальцы отыскали пуговицы на платье, и розовый шелк с тихим шорохом растаял, покинув ее. Гонория непроизвольно прикрыла груди руками. Маркус не стал спорить. Он просто снова поцеловал ее, нежно и страстно. Она утонула в его объятиях и вдруг обнаружила, что на ее груди лежит вовсе не ее рука, а его ладонь.
И это было восхитительно.
Гонория даже не подозревала, что ее тело – каждый дюйм ее тела – может быть настолько чувствительным.
– Маркус! – ахнула она, выгибая спину, как только его пальцы дотронулись до соска.
– Ты прекрасна, – прошептал он, и она действительно чувствовала себя прекрасной. Когда он смотрел на нее, прикасался к ней, она становилась самой прекрасной женщиной на свете.
Его пальцы уступили место губам. Гонория с тихим стоном погрузила руки в волосы Маркуса. Ей необходимо было за что-то держаться. Необходимо. Иначе она могла просто-напросто исчезнуть с лица земли. Упасть, улететь, взорваться от переполнявших ее ощущений.
Она не узнавала своего тела и в то же время чувствовала себя совершенно естественно. Ее руки точно знали, что делать, ее бедра точно знали, как двигаться. А когда губы Маркуса спустились к ее животу, она не сомневалась в том, что все идет правильно и хорошо. Ей хотелось этого, и не только этого. Ей хотелось большего, гораздо большего. И прямо сейчас, пожалуйста.
Его руки легли на ее бедра и мягко развели их в стороны, и она радостно открылась ему навстречу, прошептав «Да», и «Пожалуйста», и «Маркус».
И тут он поцеловал ее. Она не ожидала этого, и ей показалось, что она сейчас умрет от наслаждения. Когда он раздвинул ее ноги, она задержала дыхание, готовя себя к интимному вторжению. Но его рот, губы, язык ласкали ее, пока она не превратилась в извивающееся, стонущее существо, изнемогающее от желания.
– Пожалуйста, Маркус, – взмолилась она, понятия не имея, о чем именно просит его.
Ей не нужно было ничего понимать. Она твердо знала, что в его власти вознести ее к небесам, а потом вернуть обратно на землю, чтобы она провела всю жизнь в его объятиях.
Он внезапно отстранился, и ей снова показалось, что она сейчас умрет – на сей раз от тоски по его ласкам.
Он практически сорвал с себя бриджи и вернулся к ней.
Только теперь он лег на нее, расположив свои бедра между ее широко разведенными бедрами.
Он посмотрел ей в глаза и коротко произнес:
– Прими меня.
Ощутив давление его плоти, она поняла, о чем он говорил.
Принять его. Это оказалось не так-то просто. Ее мышцы испуганно сжались, но ей как-то удалось расслабиться, и он постепенно проникал все глубже и глубже, пока не вошел в нее до конца.
Осознав это, она изумленно ахнула, а он, вздрогнув от наслаждения, принялся мерно двигать бедрами, наращивая силу и скорость. Гонория, словно в бреду, лепетала что-то невнятное, о чем-то просила, молила, желала, чтобы он остановился, желала, чтобы он не останавливался никогда, но внезапно…
Что-то произошло.
Все ее существо собралось воедино, сжалось и тотчас вспыхнуло и разлетелось, как фейерверк в Воксхолле.
Маркус тоже вскрикнул, в последний раз рванулся вперед и излил в нее свою страсть.
А потом они лежали рядом, и она упивалась теплом его тела. Маркус накрыл их обоих мягким одеялом, и у них получился свой маленький уютный рай.
Она чувствовала себя абсолютно счастливой и умиротворенной. Маркус не заговаривал о свадьбе, но Гонорию это не беспокоило. Он не оставит ее после того, что произошло. Он все сделает правильно. Он всегда все делает правильно, ее Маркус.
Ее Маркус.
Звучит прекрасно.
Хотя, прямо скажем, сегодня вечером он нарушил кое-какие правила. Так что, возможно…
– О чем ты думаешь? – спросил он.
– Так, ни о чем, – солгала она. – Почему ты спрашиваешь?
Он приподнялся, опираясь на локоть.
– У тебя было пугающее выражение лица.
– Пугающее?
– Коварное, – уточнил он.
– Одно другого лучше. Он рассмеялся, а потом слегка нахмурился.
– Нам придется вернуться в зал.
– Я знаю, – вздохнула она. – Наше отсутствие заметят.
– Мое – нет, а твое – безусловно.
– Я могу сказать, что заболела. Скажу, что у меня та же болезнь, что и у Сары. То есть откровенно говоря, ровным счетом никакой. Хотя об этом не знает никто, кроме Сары. – Она поджала губы. – И меня. И Айрис. И еще, вероятно, мисс Уинтер. Пока все.
Он снова рассмеялся и поцеловал ее в нос.
– Будь моя воля, я бы остался здесь навсегда.
Она улыбнулась:
– О да, здесь волшебно. Точно на небесах.
Он помолчал, а потом тихо, одними губами, прошептал:
– Небеса не идут ни в какое сравнение.
Глава 22
К счастью для Гонории, ее волосы не были уложены в изощренную прическу – из-за дополнительных репетиций на это не хватило времени. Поэтому вернуть волосы в прежнее состояние было несложно.
Однако с шейным платком Маркуса возникли большие сложности. Они, как ни старались, не смогли восстановить оригинальный, сложный и запутанный узел.
– Ты никогда не сможешь расстаться со своим камердинером, – после третьей попытки сказала Гонория Маркусу, – возможно, тебе даже придется повысить ему плату.
