иначе ее домыслам поверит все общество и наши усилия окажутся напрасными. Великолепный план увянет, не успев расцвести.
— Хотел бы я, — сквозь зубы проговорил Саймон, — чтобы эта проныра использовала свой талант как- нибудь по-другому.
— Как? — поинтересовалась Дафна.
— Не знаю… Ну, пусть пишет роман… пьесу. Поэму, черт ее побери!
— О, если б только леди Уислдаун услышала ваши слова! Возможно, она сочла бы их за комплимент. Но боюсь, большинство не придерживается такого мнения о ней, зато подхватывает чуть ли не каждое ее слово и делает выводы. Меня сегодня спросили около десятка женщин, когда я получу наконец предложение от герцога такого-то, если уже не получила. Или, может, все расстроилось? — спрашивали они.
— Полагаю, вы заверили их, что я отчаянно влюблен и просто робею… жду удобного момента?
Дафна почувствовала, как что-то оборвалось у нее в груди. С огромным усилием она изобразила улыбку и придала голосу веселый тон.
— Конечно, — сказала она, — именно так я и сделала.
Саймон рассмеялся.
— Вы говорили о любопытствующих женщинах, — сказал он. — А что спрашивали мужчины?
Она наморщила лоб:
— Мужчины? О, их было не много. Всего один. Старый чудаковатый герцог. Он говорил не о браке, а о том, что очень хорошо знал вашего отца.
Лицо Саймона окаменело. Дафна, не придав этому особого значения, продолжала:
— Он много распространялся о том, какой славный человек был ваш отец. Как берег и лелеял свой герцогский титул и достоинство и что, если бы все герцоги были такими, наша страна возвысилась бы еще больше над всем миром.
Саймон по-прежнему не произносил ни слова. Дафна задумчиво посмотрела на него.
— Знаете, — сказала она, — я вдруг подумала… Вы никогда не рассказывали ничего о своем отце.
— Наверное, потому, что не считал нужным о нем говорить.
Ее неприятно поразила его резкость. Пусть это относилось не к ней, но слова Саймона тем более прозвучали странно — ведь речь шла о его отце.
— Что-нибудь не так? — в замешательстве спросила она.
— Ничего подобного.
Опять эта резкость. И глаза… какие холодные злые глаза!
— Простите, — сказала она. — Я больше никогда не заговорю на эту неприятную тему.
— Я же сказал, — повторил он тем же ледяным тоном, — ничего особенного.
— Конечно, — примирительно проговорила она. — Я поняла.
Наступило длительное неловкое молчание. Дафна долго теребила складки платья, прежде чем произнести:
— Какие красивые цветы в этой зале, не правда ли? Особенно вон те…
Он проследил направление, которое указывала ее рука, увидел гирлянды из белых и пунцовых роз
— Да, — коротко сказал он.
— Интересно, они выросли в оранжерее у леди Троубридж?
— Не имею понятия…
И снова повисло молчание.
— Розы так трудно выращивать.
Вместо членораздельного ответа на этот раз он ограничился тем, что просто хмыкнул.
Дафна выдержала еще одну паузу и потом сказала:
— Вы уже пробовали лимонад?
— Я его не пью.
Она решила, что с нее довольно.
— Зато я его пью, — безапелляционно сказала она. — Когда мне хочется пить, — пояснила она, как для идиота. — Поэтому прошу извинить, но я иду за лимонадом, а вас оставляю наедине с вашим дурным настроением. Желаю найти себе более подходящего собеседника.
Она повернулась, чтобы отойти, но почувствовала, что он схватил ее за руку. Опустив глаза, она некоторое время завороженно смотрела, как его белая перчатка выделяется на фоне ее розового рукава. Смотрела и ожидала, чтобы она поползла вниз к ее оголенному локтю. Но этого, конечно, не произошло. Такое могло случиться только в ее мечтах.
— Пожалуйста, Дафна, — сказал он, — не уходите.
Голос был тих, но настойчив, и без всяких видимых причин ее бросило в дрожь.
Она подняла голову, встретившись с ним глазами.
— Прошу вас, простите меня, — сказал он. Дафна кивнула. Слов она найти не могла. Однако Саймону хотелось остановить ее, объяснить все.
— Я не… — Он помолчал. — У нас с отцом были плохие отношения. Очень… Поэтому я… я предпочитаю не говорить о нем.
Дафна смотрела на него в немом удивлении: никогда еще в разговоре с ней он не подыскивал слова с таким трудом.
Он резко втянул воздух, потом выдохнул. Что с ним такое? Плохо себя чувствует?
— Когда вы упомянули о нем… — продолжал Саймон, но что-то по-прежнему мешало ему говорить. — Я сразу начал… Мои мысли обратились в прошлое, и я… Я не смог сдержать з… злости.
— Извините, — проговорила Дафна. И опять не знала, что еще сказать.
— Злости не по отношению к вам, — продолжил он.
Серо-голубые глаза впились в ее зрачки, но взгляд уже не казался таким холодным, суровым, он заметно потеплел.
Саймон судорожно проглотил комок, мешавший дышать.
— Я был зол на самого себя, — договорил он.
— И на отца? — полувопросительно и тихо произнесла она. — Но отчего?
Он не ответил. Впрочем, она и не ждала ответа.
Его рука все еще лежала на ее локте, она прикрыла ее своей.
— Не хотите выйти на свежий воздух? — ласково предложила она. — У вас такой вид… Вам бы не помешало.
Саймон согласно кивнул:
— Хорошо. А вы оставайтесь здесь. Энтони оторвет мне голову, если увидит нас вместе на веранде.
— Пусть он отрывает собственную голову! Мне надоела его опека!
— Бедняга пытается быть для вас хорошим старшим братом.
Дафна с раздраженным недоумением уставилась на Саймона.
— На чьей стороне вы сами, милорд? Что-то не могу понять.
Не отвечая на вопрос, он сказал:
— Хорошо. Давайте немного прогуляемся. Но имейте в виду: одного брата я еще сумею выдержать, но если он призовет на помощь всех остальных, мне конец.
Дафна восприняла шутку с напряженной улыбкой и молча кивнула в сторону двери, выходящей на веранду. Рука Саймона крепче сжала ее локоть, они сделали уже несколько шагов к выходу, когда позади раздался громкий окрик:
— Гастингс!
Саймон мгновенно повернулся, мысленно отметив, что за короткое время после возвращения из своих странствий он уже привык к новому имени. Это ему не понравилось. С большим удовольствием он продолжал бы носить свое прежнее имя — Клайвдон, не так напоминавшее об отце и обо всем, что с ним связано.
К нему подходил пожилой джентльмен, опирающийся на трость.
— Тот самый герцог, о котором я вам говорила, — успела шепнуть Дафна. — Кажется, его фамилия
