– Вы были там?
– Где? – спросил Питер, хотя сразу понял, что она имела ввиду.
– Когда он умер, – спокойно уточнила Тилли. – Вы там были?
Питер кивнул. Это не было тем, о чем ему хотелось бы вспоминать, но он обязан быть с ней честным.
Ее нижняя губа дрогнула, и она прошептала:
– Он страдал?
С минуту Питер не знал, что ответить. Гарри страдал. Он провел три дня в жутких мучениях: обе его ноги были сломаны, причем правая – настолько ужасно, что кость прорвала кожу. Возможно, он пережил бы это, и даже не слишком сильно хромал бы впоследствии, так как их хирург имел большой опыт по части лечения сломанных костей. Но внезапно у Гарри началась лихорадка, и прошло совсем немного времени, как Питер понял, что Гарри не удастся выиграть в этом сражении. Спустя два дня его не стало.
Но когда жизнь покидала его тело, Гарри был настолько апатичен, что Питер не был уверен, чувствовал ли Гарри боль или нет, особенно с настойкой опия, которую Питер, украв у своего командира, влил в горло своего друга. И поэтому, отвечая на вопрос Тилли, Питер ограничился тем, что сказал:
– Немного. Нельзя сказать, что это было безболезненно, но я думаю… в конце… он ушел спокойно.
Она кивнула.
– Спасибо. Меня всегда мучил этот вопрос. Он и продолжал бы меня мучить. Я рада наконец узнать правду.
Питер вернулся к своему супу, надеясь, что немного омара, муки и бульона помогут ему отогнать мысли о смерти Гарри, но тут Тилли произнесла:
– Считается, что становится легче, если думать о том, что он – герой, но у меня так не получается.
Питер опять вопросительно посмотрел на девушку.
– Все говорят, что мы должны им гордиться, – пояснила Тилли, – потому что он – герой, потому что умер на поле битвы под Ватерлоо, воткнув штык в тело французского солдата, но я не думаю, что от этого становится хоть сколько–нибудь легче. – Ее губы мелко подрагивали, складываясь в странную, беспомощную улыбку, которая возникает у всякого, кто понимает, что некоторые вопросы ответов не имеют. – Мы продолжаем тосковать по нему так же сильно, как тосковали бы, упади он с лошади, или заболей корью, или подавись он куриной косточкой.
Питер почувствовал, как его рот приоткрылся, пока он обдумывал ее слова.
– Гарри
Но было ясно, что эту историю Тилли не рассказали, и, вероятно, ее родителям тоже. Кто–то, пытаясь смягчить удар от смерти Гарри, разукрасил его последние минуты насыщенными кровавыми красками поля брани во всей его ужасной славе.
– Гарри был героем, – повторил Питер, поскольку так оно и было. К тому же он давно осознал, что те, кто не прошел сквозь тяготы войны, никогда не понимали этой правды. И если кому–то было утешением думать, что какая–то смерть может быть более благородной, чем другая, Питер не собирался разрушать эту иллюзию.
– Вы были ему хорошим другом, – сказала Тилли. – Я рада, что у него были вы.
– Я дал ему обещание, – вырвалось у Питера. Он не хотел говорить ей об этом, но, в любом случае, теперь уж ничего не поделаешь. – На самом деле, мы оба дали друг другу обещания. Это случилось за несколько месяцев до его смерти. Мы оба… Да, ночь перед этим была ужасна, и мы потеряли многих товарищей из нашего полка.
Тилли подалась вперед, ее широко раскрытые глаза были полны сострадания. И когда Питер посмотрел на девушку, то увидел розовую матовость ее кожи, легкую россыпь веснушек на ее носу. И Питеру безумно захотелось поцеловать ее.
О Боже. Прямо здесь, на званом обеде леди Нили, ему захотелось схватить Тилли Ховард за плечи и, прижав ее к себе, осыпать поцелуями.
Гарри вызвал бы его на месте. Дуэли было бы не избежать.
– Что случилось? – спросила Тилли.
Ее слова должны были бы спустить его с небес на землю, напомнив ему о том, что он говорил ей что–то довольно важное. Но все, что Питер был в состоянии сделать, – это уставиться на ее губы, которые были не совсем розовыми, а скорее – слегка персиковыми, и ему пришло в голову, что никогда раньше он не разглядывал губы женщины, по крайней мере, так, как сейчас, прежде чем поцеловать ее.
– Мистер Томпсон? – позвала она. – Питер?
– Извините, – произнес Питер, с силой сжав пальцы в кулак под столом, словно боль от ногтей, вонзившихся в ладонь, могла каким–то образом удержать его от непозволительных мыслей. – Я дал Гарри обещание, – продолжил он. – Мы говорили о доме, мы часто так делали, особенно когда становилось очень трудно, и Гарри вспоминал вас, а я вспоминал свою сестру, которой четырнадцать лет, и мы обещали друг другу, что если с кем–то из нас что–нибудь случится, то другой присмотрит за его сестрой. Будет защищать ее.
Некоторое время Тилли сидела, не шевелясь, лишь смотрела на него, а затем произнесла:
– Это очень любезно с вашей стороны, но не волнуйтесь, я освобождаю вас от этой клятвы. Я уже не зеленая девчонка, и у меня еще есть брат – Уильям. Кроме того, я не нуждаюсь в том, чтобы кто–то заменял мне Гарри.
Питер открыл было рот, чтобы ответить, но быстро передумал. Он не испытывал братских чувств по отношению к Тилли, и был абсолютно уверен, что его чувства весьма далеки от того, что имел ввиду Гарри, когда просил его присмотреть за своей сестрой.
И уж
Но казалось, что реплика Тилли требовала ответа, и действительно, девушка вопросительно смотрела на него: ее голова была слегка наклонена, словно она ждала от него каких–то весьма многозначительных и умных слов или, если не этого, то чего–то такого, что позволило бы ей ответить остроумным возражением.
Питер был в замешательстве и поэтому совершенно не возражал, когда ужасный голос леди Нили, проскрежетал через всю комнату:
– Он пропал! Мой браслет пропал!
Глава 2