Первый поцелуй

оказалась неисправной), был помещен на блюдо из–под сладостей (поданное неуловимым лордом Истерли), которое поставили на стол в гостиной. Леди Нили намеревалась отнести блюдо с браслетом в столовую, чтобы ее гости смогли в полной мере восхититься его несомненным великолепием, но в погоне за едой (вашему автору доложили, что к этому времени час был уже настолько поздний, что умиравшие с голоду гости, позабыв об этикете, устроили безумную давку перед дверьми столовой) о браслете забыли.

Когда леди Нили вспомнила о драгоценности, оставленной в другой комнате, она послала за ней лакея, но тот возвратился с пустым блюдом.

Вот тогда поднялась настоящая суматоха.

Леди Нили попыталась заставить обыскать всех своих гостей, но, по правде говоря, разве кто–нибудь может себе представить, что, скажем, граф Кенби согласился бы на то, чтобы лакей баронессы обыскивал его персону? Тут же было высказано предположение, что браслет украден кем–то из слуг. Но леди Нили, проявив достойную восхищения лояльность в отношении своей челяди (и надо сказать, что данное чувство взаимно – слуги ей безмерно преданы), отказалась подозревать кого–либо из штата своей прислуги в том, что он предал ее подобным образом. Тем более что ни один из них не проработал у нее в доме меньше пяти лет.

В результате все гости покинули дом леди Нили в испорченном настроении. И, пожалуй, трагичнее всего то, что все деликатесы, за исключением супа, оказались нетронутыми. Остается только надеяться, что леди Нили посчитала целесообразным устроить банкет своим слугам, которых она недавно так страстно защищала.

И можете быть уверены, дорогой читатель, что ваш автор продолжит комментирование этой последней on–dit[3]. Возможно ли, чтобы член высшего общества оказался обыкновенным вором? Вздор! Нужно обладать весьма незаурядными способностями, чтобы суметь похитить такую ценную вещь прямо из–под носа Леди Н.

«Светская хроника леди Уислдаун», 29 мая 1816 года

– И тогда, – продолжил некий модно одетый молодой джентльмен, вещавший тоном человека, совершенно уверенного в своей осведомленности обо всех последних сплетнях, – она вынудила мистера Брукса, своего собственного племянника, снять его сюртук и дать возможность двум лакеям обыскать его.

– Я слышал, их было трое.

– Этого не было, – растягивая слова, произнес Питер, стоя на пороге гостиной Кенби. – Я сам там был.

Семеро джентльменов повернулись к нему лицом. Пятеро из них выглядели недовольными, один – скучающим, а еще один – удивленным. Что касается Питера, то он был крайне раздражен. Питер не был уверен, чего он ожидал, решив отправиться в богатую резиденцию Кенби в Мейфэре, чтобы нанести визит Тилли, но точно не этого. Просторная гостиная была до отказа заполнена мужчинами и цветами, и маленький букетик ирисов в его руке казался совершенно лишним.

Кто же знал, что Тилли настолько популярна?

– Я совершенно уверен, – продолжил первый джентльмен, – что там было два лакея.

Питер пожал плечами. Ему было все равно, говорил ли этот щеголь правду или нет.

– Леди Матильда тоже была там, – сказал он. – Можете спросить у нее, если мне вы не верите.

– Это правда, – сказала Тилли, приветствуя его улыбкой. – Хотя мистер Брукс действительно снял свой сюртук.

Мужчина, который утверждал, что гостей обыскивали три лакея, повернулся к Питеру и несколько насмешливо осведомился:

– А с вас снимали сюртук?

– Нет.

– После того, как был обыскан мистер Брукс, остальные гости возмутились, – пояснила Тилли, а затем, решив сменить тему разговора, спросила собравшихся кавалеров:

– Вы знакомы с мистером Томпсоном?

Нашлась только пара знакомых; Питер все еще был почти новичком в городе, и большинство его знакомств ограничивалось школьными друзьями из Итона и Кембриджа. Тилли представила его, как того требовали приличия, после чего он занял не самое лучшее место в комнате, поскольку ни один из джентльменов не пожелал освободить свое место и позволить другому получить преимущество в ухаживании за прекрасной, и к тому же весьма богатой, леди Матильдой.

Питер читал «Светскую хронику леди Уислдаун»; он знал, что Тилли считалась самой богатой наследницей сезона. И он вспомнил, что Гарри довольно часто рассказывал о том, как ему приходилось буквально палкой разгонять охотников за приданым. Но до этого момента Питер не понимал, насколько усердно молодые мужчины Лондона боролись за руку леди Матильды.

И это было противно.

А ведь он обещал Гарри, что джентльмен, которого она выберет (или, что более вероятно, которого выберет для Тили ее отец), будет относиться к девушке с любовью и уважением, которых она заслуживала.

И поэтому он стал внимательно приглядываться к претендентам, чтобы по возможности отпугнуть томящихся от любви поклонников, окружавших ее.

С первым из них Питер справился довольно легко. Потребовались считанные минуты, чтобы понять, что словарный запас этого джентльмена не достигает трехзначного числа, так что Питеру оказалось достаточно всего лишь упомянуть о признании Тилли, что всем остальным наслаждениям она предпочитает наслаждение от чтения философских трактатов. Соискатель тут же заторопился к двери, и Питер решил, что, даже если Тилли прошлой ночью и не упоминала о такой своей склонности, факт оставался фактом: девушка, конечно же, была достаточно умна, чтобы суметь прочитать философские работы, если бы ей захотелось, и потому удалившегося джентльмена следовало исключить из списка претендентов.

Следующий джентльмен был известен Питеру своей порочной репутацией неисправимого игрока. Поэтому все, что потребовалось для того, чтобы сей поклонник спешно ретировался, – было упоминание о предстоящих лошадиных скачках в Гайд–парке. И Питер с удовлетворением отметил, что за этим джентльменом последовало еще трое других претендентов. Хорошо, что скачки не были им выдуманы, хотя эти четверо молодых людей наверняка будут несколько разочарованы, когда поймут, что Питер ошибся с точным временем этого события, и что все ставки уже были сделаны приблизительно часом ранее.

Что ж, прекрасно.

Питер улыбнулся. Он получал от всего происходящего гораздо больше удовольствия, чем мог себе вообразить.

– Мистер Томпсон, – донесся до его слуха сухой женский голос, – зачем вы распугиваете кавалеров моей дочери?

Он повернулся и оказался стоящим перед леди Кенби. Ее глаза смотрели на него насмешливо, за что Питер был ей очень благодарен. Большинство матерей непременно рассердились бы.

– Ну, что вы, – ответил Питер. – Во всяком случае, не тех, за кого бы вы хотели выдать свою дочь.

Леди Кенби лишь слегка приподняла брови.

– Любой мужчина, который предпочитает проигрывать свои деньги на скачках, а не оставаться здесь с вами, не достоин вашей дочери.

Она рассмеялась, и это сделало ее удивительно похожей на Тилли.

– Хорошо сказано, мистер Томпсон, – похвалила она. – Нельзя быть слишком осторожным, разговаривая с матерью богатой наследницы.

Питер сделал паузу, неуверенный, были ли ее слова более язвительными, чем тон, которым они были произнесены.

Если леди Кенби знает, кто он такой, – а она сразу же вспомнила его имя, когда их знакомили прошлой ночью, – то она также знает, что к его имени не прилагается практически ни единого пенни.

– Я обещал Гарри, что буду присматривать за ней, – объяснил он, его голос прозвучал бесстрастно и