Потерянный герцог Уиндхэм (The Lost Duke of Wyndham)

— Как ты можешь быть такой спокойной? — Возмутилась Элизабет. — Они угрожали ей оружием! — Она повернулась к Грейс. — Так?

Грейс снова представила себе — холодное круглое дуло пистолета, пристальный, неторопливый, обольстительный взгляд разбойника. Он не выстрелил бы в нее. Теперь она это знала. Но, тем не менее, она пробормотала:

— Действительно, угрожали.

— Ты испугалась? — Спросила Элизабет, затаив дыхание. — Я бы точно. Я упала бы в обморок.

— Я не стала бы падать в обморок, — заметила Амелия.

— Ну да, конечно, ты не упала бы, — сказала Элизабет раздраженно. — Ты даже не задохнулась, когда Грейс сказала тебе об этом.

— На самом деле, это кажется довольно захватывающим. — Амелия смотрела на Грейс с большим интересом. — Не так ли?

И Грейс, о боже, она почувствовала, что краснеет.

Амелия наклонилась вперед, ее глаза сияли.

— Значит, он был красив?

Элизабет посмотрела на свою сестру так, словно та была безумна.

— Кто?

— Разбойник, конечно.

Грейс, запинаясь, что–то пробормотала и принялась пить свой чай.

— Он был красив, — торжествующе сказала Амелия.

— Он был в маске, — вынуждена была сказать Грейс.

— Но все же ты можешь сказать, что он был красив.

— Нет!

— Тогда его акцент был ужасно романтичен. Французский? Итальянский? — Глаза Амелии все более расширялись. — Испанский.

— Ты сошла с ума, — сказала Элизабет.

— У него не было акцента, — парировала Грейс. Тогда она подумала о тех небольших дьявольских переливах его голоса, которые не могла точно описать. — Хорошо, совсем чуть– чуть. Возможно, шотландский? Ирландский? Не могу сказать точно.

Амелия уселась на место со счастливым вздохом.

— Разбойник. Как романтично.

— Амелия Уиллоуби! — Возмутилась Элизабет. — Грейс только что подверглась нападению с оружием, и ты называешь это романтичным?

Амелия открыла рот, чтобы ответить, но именно в это время они услышали шаги в зале.

— Герцогиня? — прошептала Элизабет, было видно, как она хотела, чтобы это было не так.

— Я так не думаю, — ответила Грейс. — Она все еще была в постели, когда я уходила. Она была скорее… хм… не в себе.

— Я так и подумала, — заметила Элизабет. Затем она прошептала: — Они забрали ее изумруды?

Грейс покачал головой:

— Мы спрятали их. Под подушками сиденья.

— О, как умно! — сказала Элизабет одобрительно. — Амелия, разве ты не согласна? — Не ожидая ответа, она повернулась к Грейс. — Это была твоя идея, не так ли?

Грейс открыла рот, чтобы возразить, что она была счастлива спрятать их, но именно в это время мимо открытой двери гостиной прошел Томас.

Беседа прервалась. Элизабет смотрела на Грейс, Грейс — на Амелию, а Амелия продолжала смотреть на теперь уже пустой дверной проем. Переведя дыхание, Элизабет повернулась к Амелии и заговорила:

— Я думаю, что он не знает, что мы здесь.

— Мне все равно, — объявила Амелия, и Грейс ей поверила.

— Интересно, куда он пошел, — пробормотала Грейс, хотя и не думала, что кто–нибудь ее услышит. Они все еще наблюдали за дверью, ожидая, не возвратится ли он.

Сначала Грейс услышала ворчание, затем звук от падения. Она стояла, задаваясь вопросом, должна ли пойти и узнать в чем дело.

— Черт побери, — услышала она возглас Томаса.

Грейс вздрогнула, посмотрев на остальных. Они тоже вскочили на ноги.

Она услышала, как Томас сказал:

— Осторожней с этим.

И затем, в то время как три леди молча стояли и смотрели, портрет Джона Кэвендиша появился в открытом дверном проеме, два лакея изо всех сил пытались удержать его в вертикальном положении.

— Кто это был? — спросила Амелия, как только портрет скрылся.

— Средний сын вдовы, — пробормотала Грейс. — Он умер двадцать девять лет назад.

— Почему они его переносят?

— Вдова хочет его к себе, — ответила Грейс, думая, что такого ответа достаточно. Кто знает, почему вдовствующая герцогиня что–либо делает?

Амелия, очевидно, была удовлетворена этим объяснением, потому что не стала расспрашивать дальше. Или, возможно, потому, что в этот момент в дверях вновь появился Томас.

— Леди, — сказал он.

Они все три присели в реверансе.

Он кивнул с таким видом, что было ясно — это всего лишь вежливость.

— Прощайте. — И затем вышел.

— Прекрасно, — сказала Элизабет, и Грейс не была уверена, пыталась ли та выразить возмущение его грубостью или просто заполнить тишину. Если последнее, то это не сработало, потому что никто больше не сказал ни слова, пока, наконец, Элизабет не добавила: — Возможно, нам пора ехать.

— Нет, Вы не можете, — ответила Грейс, чувствуя себя ужасно из–за необходимости доставлять такие дурные вести. — Еще нет. Вдова хочет видеть Амелию.

Амелия застонала.

— Я сожалею, — сказал Грейс. И думала она именно это.

Амелия села, посмотрела на поднос с чаем и объявила:

— Я ем последнюю булочку.

Грейс кивнула. Амелии необходимо подкрепиться для предстоящего испытания.

— Может мне заказать больше?

Но тут снова вернулся Томас.

— Мы почти потеряли его на лестнице, — сказал он Грейс, качая головой. — Портрет качнулся вправо и почти наткнулся на перила.

— Ох.

— Он был бы пронзен стойкой прямо в сердце, — сказал он с мрачным юмором. — Это стоило бы сделать только для того, чтобы увидеть ее лицо.

Грейс приготовилась встать и подняться наверх. Если вдова бодрствовала, это означало, что ее общение с сестрами Уиллоуби было закончено.

— Значит, Ваша бабушка поднялась с кровати?

— Только чтобы наблюдать за транспортировкой. Пока Вы в безопасности. — Он покачал головой, закатив глаза. — Я не могу поверить, что она имела безрассудство предположить, что Вы доставите его ей прошлой ночью. Или, — добавил он весьма многозначительно, — Вы сами думали, что сможете это сделать.

Грейс подумала, что должна объяснить.

— Вдова просила, чтобы я принесла ей картину вчера вечером, — сказала она Элизабет и Амелии.

— Но она же огромная! — воскликнула Элизабет.

— Моя бабушка всегда предпочитала своего среднего сына, — сказал Томас, губы его скривились, Грейс не стала бы называть это улыбкой. Он оглядел комнату, и затем, как будто внезапно осознав, что здесь присутствует его невеста, сказал: