Потерянный герцог Уиндхэм (The Lost Duke of Wyndham)

Грейс прочла первый абзац.

— Это касается строительства Иннигсли в Линкольне?

— Я ожидал именно этого, — подтвердил Джек.

Грейс кивнула, а затем внимательно прочла весь документ. За двенадцать лет брака у них установился некий определенный порядок. Джек лично вел все свои деловые переговоры, а всю приходящую корреспонденцию ему читала Грейс.

Это было даже забавно. На то, чтобы войти в курс всех дел, у Джека ушел примерно год. И из него получился превосходный управляющий герцогством. Его ум был острее бритвы, а его суждения — таковы, что Грейс не могла поверить, что Джек никогда не обучался управлению земельной собственностью. Арендаторы его обожали, слуги боготворили (особенно с тех пор, как вдова была сослана на дальнюю окраину герцогских владений), да и лондонское общество пало к его ногам. Помогло, конечно, заявление Томаса о его уверенности в том, что Джек является законным герцогом Уиндхемом, но, тем не менее, Грейс полагала, что не последнюю роль в этом сыграли очарование и остроумие самого Джека.

Казалось, что единственной вещью, которую он так и не освоил, — было чтение.

Когда Джек впервые рассказал об этом Грейс, то она ему не поверила. О, Грейс полагала, что сам Джек в это верит. Но вероятно, у него были плохие учителя. Конечно это была чья–то явная небрежность. Человек с интеллектуальными способностями и образованностью Джека не мог вступить во взрослую жизнь неграмотным.

Будучи твердо убежденной в этом, Грейс начала заниматься с ним, стараясь изо всех сил. И он все это терпеливо выдержал. Оглядываясь назад, Грейс удивлялась, как Джек сумел удержаться от взрыва разочарования. Это было, возможно, самое необычное проявление его любви — он позволил ей пытаться, вновь и вновь, учить его читать. Сохраняя на лице неизменную улыбку.

Но в конце концов она сдалась. Так и не сумев понять, что Джек имел ввиду, говоря ей, что буквы «танцуют», тем не менее, Грейс верила утверждению мужа, что единственным, что он когда–либо смог извлечь из напечатанной страницы — была головная боль.

— Все в порядке, — сказала она, возвращая документы Джеку. Он обсудил с Грейс дела предыдущей недели, рассказав ей, какие решения им были приняты. Он делал это постоянно. Так что Грейс совершенно точно знала, чего ожидать.

— Ты пишешь Амелии? — спросил Джек.

Она кивнула.

— Не могу решить, следует ли рассказать ей о выходке Джона в церковной колокольне.

— Непременно напиши. Они вдоволь посмеются.

— Но это выставит его таким хулиганом.

— А он и есть хулиган.

Она почувствовала себя уязвленной.

— Я знаю. Но он такой милый.

Джек усмехнулся и поцеловал ее в лоб.

— Он весь в меня.

— Я знаю.

— Ты не должна так отчаиваться, — Он снова улыбнулся, этой своей невероятно дьявольской улыбкой. Она до сих пор действовала на Грейс безотказно каждый раз, когда Джек этого хотел.

— Посмотри, каким милым я оказался, — добавил он.

— Так вот как ты это понимаешь, — сказала она ему, — но если Джон примется за ограбление экипажей, то это сведет меня в могилу.

На что Джек рассмеялся.

— Передавай Амелии мой поклон.

Грейс собиралась ответить, что так и сделает, но он уже ушел. Взяв ручку и опустив ее в чернила, Грейс сделала небольшую паузу, чтобы вспомнить о чем писала.

«Мы были рады видеть Томаса, когда он нас навестил. Он возвращался из своего ежегодного паломничества к вдовствующей герцогине, которая, с грустью могу сообщить, и в старости не стала менее суровой. Она все также здорова, насколько это возможно, и я подозреваю, что она переживет нас всех.»

Грейс покачала головой. Раз в месяц она навещала вдову, жившую на расстоянии полумили от их дома. Джек утверждал, что Грейс не обязана делать даже этого, но она все еще испытывала странную преданность по отношению к вдове. Не говоря уже о сильной привязанности и симпатии к женщине, которую они наняли на должность компаньонки вдовы вместо Грейс.

Вряд ли где–либо еще можно было найти прислугу, которая получала бы большее жалованье, нежели эта новая компаньонка. Этой женщине (по настоянию Грейс) платили двойную плату по сравнению с тем, что когда–то получала сама Грейс. Плюс, они пообещали ей небольшой домик, когда вдова наконец скончается. Все то же самое, что несколькими годами ранее для самой Грейс сделал Томас.

Грейс улыбнулась про себя и продолжила письмо, сообщая Амелии и то и это — все те забавные маленькие эпизоды, которыми так любят поделиться все матери. Мэри стала похожа на белку с ее без вести пропавшими передними зубками. А маленький Оливер, которому только что исполнилось восемнадцать месяцев, совершенно отказался ползать и сразу пошел, сначала нерешительно переваливаясь, а затем — вполне уверенно перейдя на бег. Они уже дважды теряли его в лабиринте живой изгороди.

«Я так скучаю по тебе, дорогая Амелия. Ты непременно должна посетить нас этим летом. Ты же знаешь, как прекрасен Линкольншир, когда все вокруг цветет. И, конечно…»

— Грейс?

Это опять был Джек, внезапно появившийся на пороге.

— Я по тебе соскучился, — объяснил он.

— За пять минут?

Он зашел внутрь и закрыл дверь.

— Это не займет много времени.

— Ты неисправим. — Но свою ручку Грейс положила.

— И это неплохо мне служит, — пробормотал он, обходя вокруг стола. Джек взял жену за руку и мягко поднял на ноги. — И тебе тоже.

Грейс боролась с желанием застонать. Только Джек мог сказать такое. Только Джек мог…

Она взвизгнула, когда его губы…

Хорошо, достаточно сказать, что только Джек мог сделать это.

О. И это.

Она таяла в его руках. И, безусловно, это…Моя дорогая Амелия!

Неужели прошло всего три недели со времени моего последнего письма к тебе? А у меня ощущение, что новостей накопилось, по крайней мере, за целый год. Дети продолжают расти. Артур так увлечен учебой! Джек утверждает, что это пугает, но все же его восхищение очевидно. На этой неделе мы побывали в «Счастливом Зайце», чтобы обсудить планы относительно деревенской ярмарки с Гарри Глэддишем, а Джек, не переставая, жаловался на то, как трудно теперь будет найти нового наставника для Артура, поскольку тот исчерпал все знания своего последнего учителя.

Гарри не подшучивал над ним. И Джек был чрезвычайно горд.

Мы были рады…

— Мама!

Грейс отвлеклась от своего письма. Ее третий ребенок (и единственная дочь) стояла в дверях очень расстроенная.

— Мэри, что случилось? — спросила Грейс.

— Джон…

— Всего лишь прогуливался, — сказал Джон, скользя по отполированному полу, пока не добрался до Мэри и не встал рядом с нею.

— Джон! — зарыдала Мэри.

Джон смотрел на Грейс с совершенно невинным видом.