находился в спальне Генри, а на часах была полночь, он не был уверен, что поступил мудро. Совсем наоборот. Назавтра он собирался пригласить Генри на пикник и там сделать ей предложение. Но за ужином вдруг понял, что его чувства к ней не были просто восхищением и страстью. Это была любовь. Нет, он не просто любил ее. Он уже не мыслил жизни без нее. Она была нужна ему, как пища и вода. Она была необходима ему так же, как было необходимо солнце цветам в его поместье. Данфорд усмехнулся. Он не мыслил своей жизни без нее так же, как она не мыслила своей без Стэннедж-Парка. И с некоторой долей юмора отметил, что смотрит на нее с таким же восхищением, с каким она иной раз глядела на луга и постройки имения. Здесь, в Вестонберте, он окончательно понял, что очень хочет рассказать ей о своем чувстве. Оно было так велико, что он уже не мог таить его в себе. Решение назначить ей свидание казалось ему единственно верным. Он непременно расскажет ей о своей любви и, Бог ему свидетель, не уйдет из этой комнаты, пока не услышит того же от нее.
— Генри. — Он повернулся к ней. Она сидела, напряженно выпрямившись. Прокашлявшись, он повторил: — Генри.
— Да?
— Вероятно, мне не следовало приходить сегодня.
— Не следовало, — согласилась она против своего желания.
— Но мне необходимо было поговорить с тобой, а до завтра — целая вечность.
Она удивленно посмотрела на него. Какой драматизм! Это было так не похоже на него! Казалось, он очень нервничал, что тоже было ему несвойственно. Он быстро подошел к ней и опустился на колени.
— Данфорд, — произнесла она, не имея ни малейшего понятия о том, как вести себя в данной ситуации.
— Тише, любовь моя, — остановил он ее, только теперь осознав смысл этих слов. Она и вправду была его любовью. — Я люблю тебя, Генри. — Его голос казался бархатным. — Моя любовь к тебе так же естественна, как естественна любовь ко всему прекрасному и доброму в этом мире. К звездам на небе, к каждой травинке и стебельку в Стэннедж-Парке.
— О Данфорд! — воскликнула она. — Я тоже люблю тебя. Правда. Очень люблю. — Она опустилась на колени рядом с ним и взяла его руки в свои, прильнула губами к одной, потом ко второй и затем поцеловала обе руки сразу. — Я так люблю тебя, — прошептала она еще раз, — так сильно и уже так долго.
— Я был просто идиотом, — сказал он, — что не понял сразу, какое ты сокровище. Столько времени потеряно зря.
— Только месяц, — ответила она неровным голосом.
— Целая вечность.
Она села на ковер, потянув его за собой.
— Это был самый замечательный месяц в моей жизни.
— Надеюсь сделать твою жизнь не менее замечательной, моя любовь.
Он опустил руку в карман и что-то вынул оттуда.
— Ты выйдешь за меня замуж?
Генри надеялась, что он сделает ей предложение, она даже предполагала, что это произойдет здесь, но все равно растерялась. Слезы стояли у нее в глазах, и она лишь кивнула в ответ не в силах произнести ни слова. Данфорд разжал пальцы, и Генри увидела на его ладони великолепное кольцо с бриллиантом — это был камень овальной формы в золотом ободке.
— Я не смог подобрать ничего, что сравнилось бы с сиянием твоих глаз, — нежно сказал он. — Это самое лучшее, что я смог найти.
— Какое красивое, — едва дыша, произнесла она. — У меня никогда не было ничего подобного. — Она тревожно посмотрела на Данфорда: — А мы можем себе это позволить?
Данфорд рассмеялся, позабавившись ее заботе об их финансах. Она не знала, что его семья считалась одной из самых богатых семей Англии, несмотря на то что еще совсем недавно у него не было титула. Но ему было приятно услышать, как она это сказала: «А мы можем себе это позволить?» Он поднес ее руку к губам и, нежно поцеловав, сказал:
— Поверь мне, плутовка, у нас еще останется достаточно денег, чтобы купить целое стадо овец для Стзннедж-Парка.
— Но еще надо привести в порядок несколько колодцев и…
— Т-с-с. — Он поднес палец к ее губам. — Тебе больше никогда не придется думать о деньгах.
— А я и не думала беспокоиться о них, — попыталась оправдаться Генри. — Просто я бережлива, — объяснила она.
— Замечательно. — Указательным пальцем он поднял ее подбородок и нежно поцеловал в губы. — Но если когда-нибудь мне захочется сделать своей жене подарок, надеюсь, с ее стороны не будет возражений.
Генри с восхищением посмотрела на кольцо. Сладкая дрожь пробежала по ее телу, когда она услышала, что он сказал «своей жене».
— Не буду, — прошептала она. — Полюбовавшись кольцом слева, потом справа и в двух дюймах от мерцающего пламени свечи, она повернулась к нему и спросила: — Когда мы сможем пожениться?
Он взял ее лицо в свои ладони и поцеловал в губы.
— Думаю, как раз это мне нравится в тебе больше всего.
— Что именно? — спросила она, не задумываясь о том, что напрашивается на комплимент.
— Невозможно устоять перед твоей искренностью и прямотой.
— Надеюсь, это хорошие качества?
— Конечно, плутовка. Хотя, думаю, тебе следовало быть более откровенной со мной, когда я приехал в Стэннедж-Парк. Мы смогли бы выяснить наши отношения, не пускаясь в строительство свинарника.
Генри улыбнулась:
— И все же когда мы сможем пожениться?
— Думаю, не раньше чем через два месяца, — с большим сожалением сказал он.
— Через два месяца?
— Боюсь, что так, моя любовь.
— Ты с ума сошел?
— Вероятно, это и случится со мной за два месяца ожидания.
— Тогда почему ты не получишь специальное разрешение, чтобы жениться на следующей же неделе? Не может быть, чтобы его сложно было получить. Эмма рассказывала мне, что они с Алексом поженились, получив специальное разрешение. — Она замолчала и нахмурилась. — Только теперь я поняла, что скорее всего и Белл с Джоном поступили так же.
— Я не хочу, чтобы ты страдала от сплетен, которые так или иначе возникнут из-за столь поспешной свадьбы, — мягко возразил он.
— Я буду страдать гораздо больше, если придется ждать так долго! — возразила она упрямо. — Я хочу стать твоей.
Волна желания с новой силой накатила на него. Он не думал, что она употребила сказанное в буквальном смысле, но эти слова тем не менее заставили его почувствовать сильное возбуждение. Сделав над собой усилие, он постарался произнести ровным голосом:
— Разговоров все равно не избежать, ведь я — твой опекун. Кроме того, ни для кого не составит большого труда узнать, что мы провели в Корнуолле больше недели одни.
— Вот уж не думала, что светские сплетни что-то значат для тебя.
— Я беспокоюсь о тебе, плутовка, и не хочу, чтобы тебе было больно.
— Не будет, обещаю тебе. Один месяц?
Самым большим его желанием было жениться на следующей неделе, но благоразумие все же взяло верх.
— Шесть недель.
— Пять.
— Договорились, — сдался он без особой борьбы, поскольку всем сердцем был на ее стороне.
— Пять недель, — произнесла Генри, не особенно радуясь своей победе. — Как долго!
— Не так уж долго, плутовка. У тебя будет много забот.
