— О Данфорд, я люблю тебя, люблю тебя, люблю тебя. — Слова вырывались из сердца и слетали с ее губ. Она забыла о своем уязвленном самолюбии. Прежние сомнения казались ей сейчас малозначительными. Она любила его, и по-своему он любил ее тоже. Теперь она готова на все, лишь бы удержать его. Она забудет о своей гордости и станет покорной, лишь бы не испытать снова щемящее чувство одиночества.
Казалось, Данфорд не слышал ее, так сильно он был поглощен тем, что происходило. Стон вырывался из его груди с каждым движением. Глядя на него, Генри не могла понять, чего было больше в его лице: отчаяния или радости. И тут он необычайно сильно подался вперед, выкрикнув ее имя в тот самый момент, когда, казалось, сама его жизнь перелилась в нее.
Генри затаила дыхание, потрясенная этим чудом. Содрогнувшись в последний раз, он начал дышать ровнее. Не двигаясь, они пролежали так несколько минут. Затем Данфорд глубоко вздохнул и лег рядом, повернувшись лицом к Генри. Улыбнувшись, он потянулся к ней и нежно поцеловал.
— Ты сказала, что любишь меня? — шепотом спросил он.
Генри молчала, чувствуя себя в ловушке. Он положил руку на ее бедро:
— Или мне послышалось?
Ей хотелось сказать «да», ей хотелось сказать «нет», но она не могла решиться ни на то, ни на другое. Она выскользнула из его объятий и выбралась из кровати.
— Генри. — Его голос был суров и требователен.
— Я не могу любить тебя! — Она судорожно натягивала рубашку, которую еще так недавно яростно срывала с себя.
Несколько секунд Данфорд отрешенно смотрел на нее, а потом произнес:
— Что ты хочешь этим сказать?
Она уже заправляла рубашку в бриджи.
— Тебе нужно больше, чем я могу дать, — она едва сдерживала рыдания. — А значит, и ты мне не нужен.
Он не обратил внимания на первую половину фразы. Зато вторая кольнула его в самое сердце. Лицо Данфорда стало каменным, он поднялся с постели и взял одежду.
— Что ж, хорошо, — сдержанно сказал он. — В таком случае я возвращаюсь в Лондон. Сегодня же.
Генри замерла.
— Надеюсь, тебя это устраивает?
— Ты… ты уезжаешь? — очень тихо спросила она.
— А разве не этого ты хочешь? — выпалил он и, все еще обнаженный, угрожающе двинулся в ее сторону. — Не этого?
Генри покачала головой.
— Тогда чего, черт побери, ты хочешь? — закричал он. — Ты решила для себя наконец? — Данфорд был рассержен не на шутку. — Я сыт по горло твоими фокусами, Генри. Когда поймешь, чего ты все-таки хочешь, напиши мне. Я буду в Лондоне.
В мгновение ока благие намерения покинули Генри. Ярость бушевала в ней, как ураган, и, не успев осознать, что происходит, она уже кричала:
— Что ж, уезжай! Уезжай! Уезжай в Лондон и развлекайся со своими женщинами! Езжай и спи со своей Кристиной!
Данфорд вдруг замер, его лицо вытянулось и побледнело.
— О чем ты говоришь? — прошептал он.
— Я знаю, что у тебя все еще есть любовница, — выпалила она. — Мне известно, что ты спал с ней даже тогда, когда мы были помолвлены, даже после того, как ты признался мне в любви. Ты сказал, что едешь играть в карты с друзьями. Но я следила за тобой. Я видела тебя, Данфорд. Я видела тебя.
Он сделал шаг в ее сторону. Одежда выскользнула из его рук.
— Произошла ужасная ошибка.
— Да, произошла, — сказала она, дрожа словно от холода. — Я ошибалась, вообразив, что мне удастся стать настоящей женщиной, единственной в твоей жизни. Но этой мечте не суждено было сбыться.
— Генри, — сказал он срывающимся голосом, — мне никто не нужен, кроме тебя.
— Не лги мне! — вырвалось у нее. — Только не лги. Я недостаточно хороша для тебя! Я очень старалась. Я изучала этикет, носила платья, я даже полюбила носить их, но этого оказалось недостаточно. У меня ничего не вышло. Я знаю, что не вышло, но я… О Боже.
Она бросилась в кресло и разрыдалась. Ее тело содрогалось, и, чтобы как-то остановить эту дрожь, Генри обхватила себя руками.
— Я только хотела стать для тебя единственной, — произнесла она, задыхаясь от слез. — Вот и все.
Данфорд опустился перед ней на колени, взял ее руки и припал к ним губами в благоговейном поцелуе.
— Генри, плутовка, моя любимая, ты одна нужна мне. Ты одна. Я даже не взглянул ни на кого с тех пор, как познакомился с тобой.
Она сквозь слезы смотрела на него.
— Я не знаю, что тебе показалось в Лондоне, —продолжал он. — Наверное, это было той ночью, когда я сообщил Кристине, что ей придется найти другого покровителя.
— Но ты пробыл там так долго…
— Генри, я не изменял тебе. — Он сжал ее руки. — Ты должна верить мне. Я люблю тебя.
Она видела, как его карие глаза стали влажными, и ужаснулась своим словам, сказанным сгоряча. Генри порывисто встала с кресла.
— О Боже! Что я наделала? Что я наделала?
Данфорд увидел, как она побледнела.
— Генри? — испуганно позвал он.
— Что я наделала? — Ее голос становился все громче и громче. — О Боже мой! — Она выскочила из комнаты.
Данфорд был не совсем одет, чтобы броситься вслед за ней. Он решил не посылать слуг на поиски. Генри хорошо знала эти места, и с ней не должно было произойти ничего плохого. Начался дождь, а она все не возвращалась. Полчаса. Он даст ей еще полчаса. Сердце его едва не разорвалось, когда он увидел отчаяние на ее лице. Никогда раньше он не видел такой тоски и горя. Почему их брак того и гляди развалится? Он любит ее, а теперь выяснилось, что и она отвечает ему взаимностью. Он не находил ответов на многие вопросы, а единственный человек, который мог помочь ему в этом, был неизвестно где.
Сбежав по ступенькам вниз, Генри оказалась во дворе. Стоял густой туман. Ей хотелось уйти подальше от дома, и она все шла и шла, не останавливаясь, пока деревья не обступили ее. Здесь ее никто не услышит. Опустившись на влажную землю, Генри дала волю слезам. Счастье было так возможно, но она все испортила недоверием и ложью. Он не сможет простить ее. Она не сможет простить себя.
Четыре часа спустя Данфорд готов был рвать на себе волосы. Где же она?
Генри брела к дому как во сне. Дождь хлестал по лицу, но она, казалось, не замечала этого. Глядя прямо перед собой, девушка повторяла про себя:
— Я должна все объяснить ему. Должна.
Она проплакала под деревом несколько часов, пока не кончились слезы. А затем, когда ей стало легче дышать, подумала, что следует еще раз попытаться начать все сначала. Ведь люди должны учиться на своих ошибках и продолжать жить. Генри твердо решила поговорить с мужем. Едва она поднялась по ступенькам и взялась за ручку, как дверь распахнулась.
Данфорд.
Его брови были сведены, на щеках играл румянец, на шее часто пульсировала вена, и… и его рубашка была неправильно застегнута. Он бесцеремонно затащил ее в холл.
— Известно ли тебе, что я пережил за последние часы?! — накинулся он на нее.
Она молча покачала головой. Он начал перечислять по пальцам.
— Ров, — выпалил он. — Ты могла упасть в ров. Нет, не говори, что ты прекрасно знаешь окрестности,
