ты все равно могла упасть в ров. На тебя могли напасть дикие звери. Тебя могло придавить деревом, потому что началась буря.
Генри не сводила с него глаз, подумав о том, что вряд ли дождь и ветер можно было назвать бурей.
— Тебе могли повстречаться разбойники, — продолжал перечислять он. — Я знаю, что Корнуолл — край света, но здесь тоже есть разбойники, которых ничто не остановит. О Господи, Генри, мне даже подумать об этом страшно! — Данфорд попытался пригладить взъерошенные волосы. — Я запру тебя в комнате.
В ее сердце проклюнулся лучик надежды.
— Я запру тебя в комнате, свяжу по рукам и ногам, и… ради всего святого, произнесешь ты хоть слово?
Генри открыла рот:
— У меня нет подруги по имени Розалинда.
Он тупо смотрел на нее.
— Что?
— Розалинда. Ее не существует. Я… — Она отвернулась, чтобы не видеть его глаз. — Я написала это письмо, надеясь, что ты расторгнешь помолвку.
Он дотронулся до ее подбородка, пытаясь заглянуть ей в глаза.
— Почему, Генри? — спросил он охрипшим голосом. — Почему?
Она вздохнула.
— Я считала, что у тебя есть любовница. Я не могла вынести такого: только что ты был со мной, а потом с ней, и…
— Я не предавал тебя.
— Я знаю. Теперь знаю. Прости. Прости меня. — Она обхватила его руками, спрятав лицо у него на груди. — Ты сможешь простить меня?
— Но почему ты не верила мне?
Генри вздохнула, и румянец залил ее щеки. Она рассказала ему о леди Уолкотт. Данфорд с удивлением смотрел на нее:
— И ты ей поверила?
— Да. Нет. Не сразу. Но потом я поехала за тобой. — Генри заставила себя посмотреть ему в глаза. Она обязана была сказать ему всю правду. — Ты пробыл там так долго. Я не знала, что и думать.
— Генри, с чего ты взяла, что я захочу другую женщину? Я люблю тебя. Ты знала, что я люблю тебя. Разве я не говорил тебе этого? — Он наклонил голову, наслаждаясь ароматом ее влажных волос.
— Я думала, что не устраиваю тебя, — сказала она, — что недостаточно красива и женственна. Я так старалась стать настоящей женщиной. Мне даже нравилось учиться этому. В Лондоне было так чудесно! Но в глубине души я всегда знала, что не смогу измениться. Я знала, что останусь прежней. Дурнушкой…
Он нежно, но крепко сжал ее плечи.
— По-моему, я уже просил тебя никогда не говорить так о себе.
— Но мне никогда не стать такой, как Белл. Я никогда не стану…
— Если бы я хотел Белл, — перебил он, — я попросил бы стать моей женой ее. — Он обнял Генри крепче. — Генри, я люблю тебя. Я любил бы тебя даже в рубище, даже если бы у тебя были усы. — Он помол чал и шутливо дотронулся до ее носа: — Нет, пожалуй, с усами я погорячился. Обещай мне, что не отрастишь усы.
Генри не могла не рассмеяться.
— Ты действительно не хочешь, чтобы я стала другой?
Он улыбнулся:
— А ты хотела бы, чтобы я стал другим?
— Нет! — поспешила ответить она. — Ты мне очень нравишься.
— На этот раз он улыбнулся той самой улыбкой, которая всегда сводила ее с ума,
— Значит, я только нравлюсь тебе?
— По-моему, я сказала, что ты очень нравишься мне, — ответила она робко.
Он запустил руку ей в волосы и нежно приподнял ее лицо к своему.
— Этого мало, плутовка, — прошептал он.
Она коснулась его щеки.
— Я люблю тебя. Извини, что я все испортила. Что мне сделать, чтобы ты простил меня?
— Скажи, что любишь меня.
— Я люблю тебя.
— И завтра скажи мне об этом.
Она улыбнулась:
— Я сделаю это с удовольствием и без напоминания. Я скажу тебе об этом даже два раза.
— И послезавтра.
— Я, пожалуй, смогла бы сделать и это.
— И на следующий день…
Эпилог
— Я убьюююююю его!
Эмма коснулась руки Данфорда.
— Я думаю, это вырвалось у нее случайно, — прошептала она.
Данфорд судорожно сглотнул. Его лицо выглядело бледным и измученным.
— Она уже там так долго…
Эмма взяла его за руку и потянула прочь от двери.
— Я провозилась с Вильямом еще дольше, — сказала она, — и, как видишь, все обошлось. А теперь пойдем со мной. И не надо вообще подходить к двери. Тебе может стать плохо, если ты еще немного послушаешь, как она кричит.
Данфорд позволил герцогине увести себя. Прошло пять лет, прежде чем им с Генри удалось это. Они так отчаянно хотели малыша и ждали его, словно чуда. Но теперь, когда Генри рожала, ребенок не казался ему таким уж необходимым. Генри было больно. А он ничем не мог ей помочь. Это разрывало его сердце на части.
Они с Эммой снова спустились в гостиную, где Алекс играл со своими детьми. Шестилетний Вильям вызвал герцога на дуэль и теперь с успехом разделывался со своим отцом, а тот никак не мог дать сыну достойный отпор. Движения сковывал сидящий на его спине четырехлетний Джулиан, не говоря уже о двухлетней Клэр, повисшей у него на ноге.
— Ну как, все уже позади? — спросил Алекс несколько легкомысленно, по мнению Данфорда.
Данфорд что-то буркнул в ответ.
— Полагаю, это означает «нет», — пришла на помощь Эмма.
— Я убил тебя! — радостно воскликнул Вильям, вонзив игрушечную шпагу под ребра Алексу.
Алекс искоса посмотрел на Данфорда.
— И ты уверен, что хочешь этого?
Данфорд опустился в кресло.
— Только бы с ней было все хорошо, — вздохнул он. — Это — единственное, что меня сейчас волнует.
— У нее все будет хорошо, — успокоила его Эмма. — Вот увидишь… О Белл!
Белл стояла в дверном проеме, несколько разгоряченная и с растрепанными волосами. Данфорд вскочил на ноги:
— Как она?
— Генри? О, она… — Белл заморгала. — А где Джон?
— В саду, укачивает Летицию, — ответила Эмма. — Как Генри?
— Все в порядке, — сказала Белл, широко улыбнувшись. — У нее… Погодите, где же Данфорд?
Молодой отец к этому времени уже выбежал из комнаты.
Данфорд остановился у двери. Что же дальше? Можно ли ему войти? Озадаченный, он постоял так еще несколько мгновений, пока за углом не показались запыхавшиеся Белл и Эмма.
