уверенность и жизнелюбие, всегда действовали безотказно. Возможно, это безумие, что в силе Тристана Изобел находила успокоение, хотя и знала, кто он такой. Она боялась думать о том, что случится, если Макгрегор обнаружит, кто на самом деле убил его дядю. Перед ним она чувствовала себя беззащитной: Порой Тристан приводил ее в ярость и заставлял содрогаться от ужаса, и все же одна его чарующая улыбка легко разрушала все ее бастионы.
— Что вы предлагаете?
— Доверьтесь мне.
«Ну вот. Тристан одержал победу». Разве не этого он добивался с самого начала? Ее дружбы, ее доверия?
— В душе я не держу злобы на мальчика, — серьезно продолжил горец, и теплый охряный цвет его глаз сменился дымчато-карим. — Даже когда он напустил на меня шершней, я не собирался серьезно его наказывать. Мальчишка нуждается в твердой руке, но у доброго Патрика не хватает времени на воспитание брата.
Изобел не удивило, что Патрик не стал возражать. Все понимали: Тристан сказал правду, хоть это и нелегко было признать. Макгрегор умел подсластить пилюлю, надо отдать ему должное. Он ловко добавил к своим словам ложку меда, чтобы смягчить горечь. Никто не мог противостоять его чарам. Но Изобел не желала быть побежденной. Она не так глупа, чтобы довериться Макгрегору, а потом стать жертвой жестокого хищника, скрывающегося за обольстительной улыбкой. Ошибка обошлась бы ей чересчур дорого.
— Вы слишком многого требуете от меня, Тристан. От нас, — поправилась Изобел, оглядывая лица братьев. — Как мы можем доверять тому, кого не знаем?
— Мы знаем, что он живучий, — вмешался Лахлан и, уступив Камерону слона, улыбнулся горцу: — Он пережил две стрелы, удар камнем и цветочным горшком.
— Цветочным горшком? — приложив ладонь к макушке, задумчиво произнес Тристан, словно припоминая печальный эпизод с горшком.
— Он куда терпеливее многих. Если бы чей-то брат вздумал объявить мне войну, я не вынес бы и половины того, что учинил над ним Тамас, — тихо добавил Кам, а затем принялся объяснять Лахлану, в какой момент тот сделал неверный ход.
— Не следует забывать, — важно заявил Тристан, словно кто-то из Фергюссонов мог об этом забыть, — я вырос высоко в горах, и воспитывал меня отец, дьявол Макгрегор. Это закалило мой характер настолько, что теперь я могу выдержать любой удар, чем бы Тамас в меня ни запустил..
— Кстати, о том, чем может швырнуть в вас Тамас, — снова заговорил Камерон, бросив на горца короткий взгляд из-под густых темных ресниц. — Кому-то из нас надо отнять у него пращу.
Тристан ухмыльнулся, сунул руку в карман бриджей и достал прославленное оружие Тамаса.
— Я уже это сделал.
Рассмеялись все братья, даже Камерон. Глядя на них, Изобел тоже улыбнулась, хотя сердце ее сжималось от страха: Тристан Макгрегор добился того, чего хотел.
Он покорил сердца ее братьев. Всех, кроме одного.
Последующие несколько дней обернулись для Изобел таким же кошмаром, как и для бедняги Тамаса. Мальчику пришлось оставаться в постели, где таинственным образом завелось целое семейство полевых мышей. Его ноги еще болели, и Тамас не мог спастись бегством от назойливых зверьков, которых напустил Тристан. У Изобел разрывалось сердце при мысли о том, как страдает Тамас при полном одобрении старшего брата. Вопли несчастного и грохот мебели у нее над головой доводили Изобел до отчаяния.
Макгрегор провел день, истязая Тамаса и обучая остальных братьев сражаться на мечах. Когда же он сел вместе со всеми за стол ужинать, Изобел с грохотом поставила перед ним тарелку с едой. За весь вечер она не удостоила его ни словом, ни взглядом. Ей не по душе была сомнительная тактика горца, действовал ли тот Тамасу во благо или нет. За Тамаса отвечала она сама. Как и за всех остальных братьев. И Изобел не собиралась передавать свои полномочия кому бы то ни было, тем более одному из Макгрегоров. Она почти не прислушивалась к вечерним разговорам в гостиной — говорил в основном Тристан.
Помимо Кеннеди в доме Фергюссонов редко бывали гости, которые могли рассказать какую-нибудь занятную историю. Все их байки Изобел и ее братья уже слышали не меньше дюжины раз. «Неудивительно, что мальчишек так захватили приключения бродяги горца, — усмехнулась про себя Изобел. — Тристан вел… бурную жизнь. Иначе не скажешь». Ввязываясь в самые опасные авантюры, в основном из-за женщин, этот сумасброд неизменно выходил сухим из воды. Конечно, ему случалось допускать промахи: его ранили стрелой, пырнули кинжалом и пару раз оглушили ударом кулака, но, как весело заверил своих очарованных слушателей Тристан, природное жизнелюбие и отходчивость не позволяли ему впасть в уныние, по крайней мере до тех пор, пока очередной ревнивец не бросался на него с мечом в руках.
— А чем вы занимались, когда были мальчишкой? — спросил как-то вечером Джон, грея ноги возле жарко пылающего огня в очаге.
В наступившей тишине слышалось лишь потрескивание пламени. Изобел подняла глаза от чаши с медом. Все ожидали ответа Тристана, но тот молчал, уставившись в пустоту. Казалось, мысли его витают далеко.
— Вы и тогда любили озорничать? — не отставал Джон. — Наверное, попадали во всевозможные передряги?
Вопрос мальчика вывел Тристана из задумчивости, лицо его снова озарилось улыбкой.
— Крайне редко. В детстве я был больше похож на тебя, чем на Тамаса. Вдобавок моя матушка не потерпела бы, если бы мы с братьями отвешивали друг другу тумаки подобно моим кузенам.
— Тогда как вы проводили время? — поинтересовался Патрик, подбрасывая в огонь поленья.
— Читал книги и тренировался…
— Значит, вы умеете читать? — восторженно воскликнул Джон.
Когда Тристан кивнул в ответ, мальчик придвинулся ближе.
— А какие книги вы читали?
Изобел заметила, как Тристан беспокойно заерзал в кресле. Он выглядел смущенным, впервые стой минуты, как занял место у очага.
— Главным образом сочинения Гальфрида Монмутского,[6] Чосера и сэра Томаса Мэлори.
Джон недоуменно нахмурился:
— А о чем они писали?
— О рыцарях, — тихо произнес Тристан.
Он задержал взгляд на лице Изобел, и когда отвел глаза, тепло улыбнувшись Джону, она испытала укол сожаления.
— О рыцарских странствиях, о верной любви и о подвигах во имя чести, — добавил он.
— Расскажите нам одну из этих историй, — попросил Джон.
С едва заметной неохотой Тристан поведал ему историю под названием «Легенда о рыцаре», насколько смог ее припомнить. Повесть о двух героях, благородных рыцарях, служивших возвышенным идеалам своей эпохи. Джон смеялся над изящными словами, которыми Тристан описывал прекрасную деву Эмели, чьей благосклонности добивались двое рыцарей. Горец говорил о рыцарской чести, а Изобел слушала, очарованная страстностью в его голосе и жарким огнем в глазах. «Как странно, что тот, кто в детстве столь высоко чтил благородные законы рыцарства, став взрослым мужчиной, превратился в завзятого ловеласа, — подумала Изобел. — Какая же часть его существа подлинная?»
— Ну-ка быстро в постель, — мягко скомандовал братьям Патрик час спустя, когда рассказ Тристана подошел к концу. — Уже поздно.
— Но мы только…
— Джон, — произнес Патрик, не поднимая головы от шахматной доски, где разыгрывал партию с Камероном.
Джон с Лахланом мгновенно подхватили башмаки и отправились в постель, поцеловав по дороге Изобел.
В гостиной воцарилась тишина, словно в городе, пораженном чумой. Почувствовав на себе взгляд Тристана, Изобел поняла, что горец собирается что-то сказать и ей придется ответить. Она все еще
