Расстроен! У этого человека было не больше нервов, чем у микроба.
Окружной прокурор бросил нож на стол.
— У вас есть какие-нибудь предположения относительно происшедшего?
Секретарь выглядел искренне огорченным.
— Никаких, мистер Хьюм. Конечно, вы знаете, что сенатор нажил себе немало врагов за свою политическую карьеру…
— Что вы имеете в виду?
— Только то, что сказал. Сенатора многие ненавидели. Возможно, десятки мужчин и женщин можно представить в роли его потенциальных убийц…
— Понятно, — пробормотал Хьюм. — Ну, пока это все. Пожалуйста, подождите снаружи.
Кармайкл кивнул, улыбнулся и вышел из комнаты.
Отец отвел в сторону окружного прокурора, и я слышала, как он засыпает его вопросами о друзьях и врагах сенатора Фосетта, а также о Кармайкле.
Шеф Кеньон продолжал бродить по комнате, тупо разглядывая потолок и стены.
Во время допроса Кармайкла я спрашивала себя, осмелюсь ли я встать со стула и подойти к столу. Мне казалось, что многое там просто напрашивается на обследование. Я не могла понять, почему отец, окружной прокурор и Кеньон не изучают различные предметы на его деревянной поверхности.
Оглядевшись, я убедилась, что никто за мной не наблюдает.
Джереми усмехнулся, когда я потихоньку встала, быстро пересекла комнату и склонилась над столом.
Прямо перед стулом, где ранее сидел сенатор Фосетт, лежала зеленая книга для записей, занимавшая половину крышки стола, а на ней блокнот плотной кремовой бумаги. Верхний лист блокнота был пустым и чистым. Я осторожно подняла блокнот и обнаружила любопытную вещь.
Сенатор сидел, прижимаясь к краю стола, и кровь из ран в груди брызнула не на брюки, как я помнила, и не на стул, как я видела сейчас, а на книгу для записей. Подняв блокнот, я заметила прямоугольный чистый участок обложки книги, указывающий место, где находился угол блокнота.
Все казалось очевидным. Я огляделась вокруг. Отец и Хьюм все еще разговаривали вполголоса, а Кеньон мерил шагами пол. Но Джереми и несколько полицейских наблюдали за мной, поэтому я заколебалась. Возможно, это было неразумно… Но теория молила о проверке. Приняв решение, я склонилась над столом и начала пересчитывать листы в блокноте. Был ли он абсолютно новым? По виду да. И все же… Блокнот содержал девяносто восемь листов. Если я не ошибаюсь, на обложке должно быть указано число…
Я оказалась права. Обложка информировала, что в неиспользованном блокноте должно быть сто листов.
Я положила блокнот на книгу в том положении, в каком его обнаружила. Мое сердце колотилось в груди, как собачий хвост по полу. Не наткнулась ли я на нечто важное? В тот момент казалось, что моя теория никуда не ведет. Но она предполагала ряд возможностей…
Я почувствовала прикосновение отца к своему плечу.
— Вынюхиваешь, Пэтти? — ворчливо осведомился он, но его глаза устремились на блокнот, который я только что положила, и задумчиво прищурились.
Хьюм посмотрел на меня с покровительственной улыбкой и отвернулся. Я решила сбить с него спесь при первом же удобном случае.
— Давайте-ка взглянем на эту штуковину, Кеньон, — сказал окружной прокурор. — Хочу услышать, что думает о ней инспектор Тамм.
Кеньон сунул руку в карман и извлек очень странный предмет.
Он походил на игрушечную черную коробочку. Она была сделана из дешевого мягкого дерева, вроде сосны, и снабжена декоративными металлическими скобами в углах, словно миниатюрная копия чемодана. Но мне она казалась скорее похожей на сундучок. Высотой коробочка была не более трех дюймов.
Но самой примечательной чертой была та, что предмет представлял собой только часть миниатюрного сундучка. Правая сторона была аккуратно спилена, а то, что Кеньон держал в грязной руке с черными ногтями, имело в ширину всего два дюйма. Я произвела быстрый расчет. В соответствии с высотой целый сундучок должен был иметь около шести дюймов в ширину. Следовательно, наличествовала только треть изделия.
— Засуньте это себе в трубку и выкурите, — сказал Кеньон отцу, скверно ухмыльнувшись. — Ну, что скажет коп из большого города?
— Где вы это нашли?
— На столе, когда прибыли сюда. За блокнотом — лицом к трупу.
— Странно, — пробормотал отец и взял у Кеньона коробочку.
Крышка — вернее, оставшаяся ее часть, лежащая на куске сундучка после того, как остальное было спилено, — прикреплялась к сундучку одной крохотной петелькой. Внутри ничего не было — внутренняя деревянная поверхность выглядела девственно-чистой.
Спереди на черной краске виднелись две выведенные позолотой буквы: «НЕ».
— Что, черт возьми, это означает? — Отец недоуменно посмотрел на меня. — Кто «он»?[21]
— Загадочно, не так ли? — улыбнулся Хьюм с видом человека, представившего на рассмотрение всего лишь симпатичную маленькую проблему.
— Конечно, — задумчиво промолвила я, — это может вовсе не означать «он».
— Почему вы так говорите, мисс Тамм?
— Я думала, мистер Хьюм, — отозвалась я сладеньким тоном, — что человек вашей проницательности должен с ходу видеть все возможные варианты. Будучи всего лишь женщиной…
— Вряд ли это важно, — прервал Хьюм, перестав улыбаться. — Кеньон тоже так не считает. Тем не менее нельзя упускать возможный ключ. Что скажете, инспектор?
— Моя дочь уже все сказала, — отозвался отец. — Это может быть всего лишь частью слова — первыми двумя буквами — и в таком случае не означать «он». Или же первым словом короткой фразы.
Кеньон насмешливо фыркнул.
— Вы проверили отпечатки пальцев?
Хьюм кивнул — он выглядел озабоченным.
— На коробочке только отпечатки Фосетта.
— А она была на столе, когда Кармайкл вечером уходил из дому?
Хьюм поднял брови.
— Вообще-то мне это не казалось настолько важным, чтобы спрашивать. Давайте позовем Кармайкла и выясним это.
Он послал подчиненного за секретарем, который появился с вежливым вопросительным взглядом и тут же уставился на деревянную вещицу в руке отца.
— Вижу, вы это нашли, — пробормотал он. — Интересно, а?
— Вы так думаете? — осведомился Хьюм. — Что вы об этом знаете?
— Это любопытная история, мистер Хьюм. Я не имел возможности рассказать вам или мистеру Кеньону…
— Одну минуту, — вмешался отец. — Эта штуковина была на столе сенатора, когда вы выходили из кабинета вечером?
— Нет, — улыбнулся Кармайкл.
— В таком случае, — продолжал отец, — вещица значила достаточно много для Фосетта или его убийцы, чтобы кто-то из них оставил ее на столе. Вам это не кажется чертовски важным, Хьюм?
— Возможно, вы правы. Мне это не пришло в голову.
— Конечно, мы не можем исключить, что сенатор достал вещицу, когда был один, чтобы взглянуть на нее. Тогда она, вероятно, не имеет отношения к убийству. Хотя я знаю по опыту, что, когда человек, которого прикончили, застав в одиночестве, что-то делает, это, как правило, связано с убийством. Мне
