манили, интриговали.
Чаровница навеки запомнила момент, когда впервые почувствовала на себе взгляд Накара.
Темные слухи кружились вокруг его имени, как мошки вокруг огня. Говорили разное. Говорили, что молодостью своей Накар обязан не колдовству и не милостям своего бога, вернейшим последователем которого он был. Нет, он вообще бессмертен, он питается кровью и душами живых людей.
Но взгляд Накара уже сделал свое дело. Ничто больше не имело значения.
Теперь Чаровнице исполнилось уже сто лет, но выглядела она куда моложе: хорошо сохранившаяся тридцатипятилетняя женщина. Ее красота оказывала почти такое же воздействие, как и раньше, по- прежнему оставалась главным ее орудием.
Однако в случае с Эйзелом — орудием пустым и бесполезным, он словно ослеп и был совершенно равнодушен.
Они вошли в приемную вместе с Торго. Эйзел пихал его в спину. Евнух до боли стиснул челюсти: насмешка Эйзела наконец-то доконала его.
Чаровница взяла себя в руки. Дерзостью и грубостью Эйзел хотел заставить ее занять оборонительную позицию. Наверное, он преуспел в этом — благодаря несокрушимой самоуверенности, которая не покидала Эйзела и при разговоре с людьми, способными прихлопнуть его, как муху.
Она не знала его настоящего имени. Ее супруг, Накар, прозвал разбойника Эйзелом в честь демона- посыльного из пантеона Горлоха и доверял ему безоговорочно, как никому 'другому. И даже Накар, могущественный, не знающий удержу, немного побаивался Эйзела.
Плохо одно — Эйзел никогда не отказывался от задуманного; не стоило и пытаться навязать ему свое мнение.
— Добрый вечер, Эйзел. Мне доложили, у тебя какие-то неурядицы.
— Не у меня, у нас, женщина. Они взяли нас за горло. Сегодня мне пришлось воспользоваться огненным порошком, чтоб отвязаться от банды дартар. Они сели мне на хвост.
Чаровница понимала, к чему он клонит. Он уже намекал, что она слишком уж рьяно взялась за осуществление плана, что такое количество похищений за короткий промежуток времени привлечет внимание геродиан.
— Расскажи, в чем дело, Эйзел. — Чаровнице нужно было сосредоточиться.
Хотя времени с тех пор, как Торго объявил, что Эйзел настаивает на аудиенции, прошло предостаточно, ей не удавалось собраться с мыслями.
Почему она робеет перед этим человеком?
Эйзел в своей обычной грубоватой манере коротко рассказал о случившемся.
— Ну, это ж просто стечение обстоятельств. Не о чем беспокоиться.
— Ты упустила главное, женщина.
— Торго! — Чаровнице пришлось прикрикнуть на евнуха: оскорбленный грубостью Эйзела, тот двинулся в его сторону. Эйзел усмехнулся. — Пусть я слепа, Эйзел, раскрой же мне глаза. Что именно я упустила?
— Я зажег огонь, чтоб ускользнуть от дартар. Другого пути отвязаться от них и при этом удержать ребенка не было. В противном случае я мог бы их убить.
— Я все же не понимаю…
— Огонь, женщина. Огонь. Ты что думаешь, каждый второй шляется по переулкам с пакетом порошка, который взрывается, стоит его высыпать на землю?
— О!
— То-то. Это их здорово удивит. И не только это. Вызовет недоумение — на кой черт мне так уж сдался парнишка? Они начнут задавать вопросы. Начнут сравнивать. У них уже достаточно зацепок. Пара-тройка честных ответов — и выйдут на наш след.
— Так что ты предлагаешь?
— Приостановиться на какое-то время. Не давать им нового материала для расследования. У тебя тут тридцать ребятишек, и ты понятия не имеешь, есть ли среди них нужный. Обожди хотя бы, пока выяснишь.
— Нет. В списке еще девятнадцать штук. Осталось почти столько же, ну по крайней мере треть. С каждым потерянным часом риск увеличивается. В этой группе сплошь счастливчики. От рождения до сегодняшнего дня умерло всего шестеро. Но если тот, кто нам нужен, умер или умрет раньше времени, мы не успеем до него добраться, придется начинать с самого начала с новой группой. Целая группа — и все насмарку из-за одного умершего. А насколько возрастет риск, если иметь дело с младшими ребятишками? В сотни раз, Эйзел.
— А сколько шансов на успешное завершение, если геродиане вычислят нас? Если одного из нас поймают? Шансы равны нулю, женщина. Если они сообразят, что происходит, мы окажемся по уши в дерьме.
— Ужасно, но в сравнении с опасностями, которые неизбежно появляются с каждой новой смертью, это ничто. Будем продолжать как задумано.
— Черта с два. Я не дам черни разорвать себя на части, я не желаю представать перед судом Города. Я — пас, пока не решу, что продолжать работу не опасно.
— Ты говорил, что веришь в мой план.
— Верю. Для Кушмарраха это последняя надежда. Но верить во что-то — не значит выходить в шторм на дырявом суденышке. Обожди. Поостынь. Не напрягайся слишком. А когда можно будет продолжать, снабди нас защитой понадежнее.
Гнев бессилия и разочарования захлестнул Чаровницу. Но она справилась с собой. Эйзела не переспоришь. Он делает лишь то, что считает нужным.
— Прекрасно. Обойдусь без тебя. Когда будешь готов продолжать, Торго даст тебе новое задание.
Эйзел смерил ее уничтожающим взглядом, с негодованием покачал головой и вышел.
Торго придвинулся поближе.
— Вы видели, как мы вошли, госпожа?
— Кое-что видела. Не обращай внимания. Не раздражайся — ты только доставишь ему удовольствие.
— Он угрожал мне.
— Забудь. Такой уж у него характер.
— Так вы ничего не хотите предпринимать против него?
— Пока нет. Он еще пригодится. Дел впереди много.
— Но…
— Если сочту необходимым убрать его, я дам тебе знать. Торго поклонился, удовлетворенный лишь отчасти. Нет, она не поручит Торго расправиться с Эйзелом. Только если решит, что Торго пришла пора умереть.
Эйзел вступил в огромный темный зал — последнее убежище Горлоха в этом мире. Здесь по-прежнему свершались религиозные ритуалы, но присутствовало при службах лишь несколько верующих обитателей крепости. Последние ритуалы. Последние бдения в честь грозного божества для немногих оставшихся в живых.
Положенное число свечей, но, казалось, свет их потускнел, не разгоняет тьму, как в прежние времена. По-настоящему освещен был лишь алтарь, на котором приносились жертвы Горлоху. Но и это сияние блекло. Уже шесть лет не приносили жертв, не поддерживали его. Даже великий идол не был виден целиком.
Эйзел шагнул вперед. Его каблуки гулко стучали по базальтовому полу. Эхо разносилось по залу и постепенно затихало, угасая, становясь не громче шелеста крыльев летучих мышей.
Эйзел остановился перед окутанным сиянием алтарем. Открывшаяся перед глазами картина заворожила его.
Накар, выгнувшись в предсмертной агонии, так и лежал за алтарем с заколдованным кинжалом Ала-эх- дин Бейха в сердце. Одной рукой он схватился за алтарь, пытаясь сохранить равновесие. Другая, с железным когтем на конце, повисла в воздухе, вернее, хватала его, как некогда схватила за горло героя- колдуна из геродианского войска. Ала-эх-дин Бейх лежал на боку у ног Накара в позе человека, который
