— Пришел конец нашему союзу. Генерал.
В левой руке Чаровницы появилось черное колдовское полотнище. Она прижала ладонь к груди Генерала, надавила… Он подался назад, придушенный вопль вырвался из его груди, по телу пробежала судорога. Чаровница развернулась и вышла, очень довольная собой.
Она начала подниматься на холм — и тут услышала шаги. Какой-то человек шел ей навстречу. Чаровница тоже повернула и пошла вниз, впереди него.
Шаги остановились у двери Генерала.
Чаровница спустилась чуть ниже, намереваясь пересечь улицу и под покровом тумана подняться вверх по другой стороне. У Генерала сейчас черт знает что начнется, и никто ее не заметит.
Вдруг она застыла на месте, тихонько ахнула. Это было как дыхание моря в десятках километров от берега. Чуть ощутимый, но незабываемый, неповторимый аромат страдающей в чужом теле родной души.
Чаровница не могла совладать с собой. Она прислонилась к двери дома, прижалась к ней лбом и сполна насладилась этим сладостным ароматом, купалась в нем, позволила захлестнуть себя, накрыть точно волной.
Слезы струились по ее щекам.
Рядом, чуть выше, распахнулась дверь, из нее кто-то выскочил, бормоча проклятия.
Ногах стоял у стены в переулке Тош всего в нескольких метрах от улицы Чар. Глаза его слипались. Чувствовал он себя препаршиво.
Туман куда гуще, чем в дартарском лагере. Сырость и холод пробирают до костей. В двух шагах уже ни зги не видно… Словом, отвратное место.
Шорохи, шепот, тусклые далекие огоньки, вспыхивающие в глубине лабиринта, тоже не поднимали настроения.
Пятидесяти воинов явно недостаточно. Фа'тад знал это не хуже него. Дартарам не продержаться, если обитатели лабиринта навалятся на них всем скопом.
Но Фа'тад не сомневался, что бандиты округа Шу никак между собой не связаны. Он не верил в легенды о каком-то короле преступного мира, который якобы управляет ими. Интересно, верит ли ал-Акла в истории о несметных сокровищах, спрятанных в другом лабиринте — в пещерах внутри холма Шу? Говорили, что вход в них — в самом центре наземного лабиринта.
Мо'атабар думал, что Фа'тад ищет клады, думал, что они подбираются к крепости и готовятся ограбить ее. Если там в самом деле сокрыта хоть половина богатств, о которых твердит молва, тогда дартары смогут оставить геродианскую службу, племя их навсегда избавится от вечного страха перед засухой Но это ли у Фа'тада на уме? Вряд ли — как-то не похоже на Орла, не в его духе.
Ногах встрепенулся: он заметил, что в тумане кто-то движется. А в следующую секунду он рот разинул от восхищения. Никогда молодой дартарин не встречал подобной женщины, красота ее поразила Ногаха, как удар в солнечное сплетение. Он подался вперед, чтобы разглядеть незнакомку. Едва различимой тенью она на пару минут остановилась у двери дома, в котором жила юная зазноба Йосеха, а потом растворилась во мгле. Ногах вспомнил было о драке, вспомнил, как досталось братишке, но мысли упорно возвращались к неведомой красавице. Может, то был призрак, бесплотная тень, привидение? Но боги, до чего же прекрасное привидение!
Хадрибел переступил порог и сразу почувствовал неладное. Он на минуту остановился. В воздухе остался какой-то еле уловимый непривычный запах. Запах женщины.
Хадрибел захлопнул входную дверь и поспешил в спальню.
— Сэр? Сэр! Что с вами?
Но он уже знал ответ. Хадрибел был солдатом, был близко знаком со смертью, видел ее в разных обличьях.
Он окаменел, не в силах поверить в случившееся. Сознание громадного несчастья, невосполнимой утраты свинцовой тяжестью навалилось на него.
Генерал умер! Они навсегда лишились этой железной воли, этого непоколебимого гения!
Бел-Сидек — опытный полевой командир, отличный тактик, надежный, как скала в бурном море. Генерал назначил его своим преемником. Но бел-Сидеку недостает обаяния, способности зажигать сердца, покорять воображение — того, чем всю жизнь отличался Ханно бел-Карба.
Как бы то ни было, бел-Сидека надо немедленно известить о несчастье. Нужно многое сделать — и побыстрее, чтобы Живые выстояли, не дали горю сломить себя. Хадрибел собрал волю в кулак и на ватных ногах вышел на улицу. Он не замечал, что громко проклинает злой Рок, отнявший у них Генерала.
Глава 11
Противоречивые чувства бурлили в груди бел-Сидека. Боль, горечь утраты, гнев, смущение, что их с Мериэль застали в самый неподходящий момент. Но он взял себя в руки. Нельзя позволить себе расслабиться, сдаться в критический для Живых момент. От его действий в этот решительный час зависит, будет ли борьба продолжаться, или движение их угаснет, сойдет на нет. Он должен решать спорные вопросы, проблемы, разговаривать с людьми — и делать это надо с холодной головой Бел-Сидек приостановился у двери дома, в котором шесть лет прожил с человеком, значившим для него больше, чем родной отец.
— Пошлите за Карзой, потом возвращайтесь сюда, — велел он Хадрибеду. — Имейте в виду — никакие задержки и отговорки не допустимы.
— А остальных вызвать?
— Сначала Карзу. Прежде всего я хочу поговорить с ним, — Бел-Сидек оставил Хадрибела выполнять поручение, толкнул дверь, зашел.
Он потянул носом воздух, но не почувствовал запаха, который уловил Хадрибел. Впрочем, прошло немало времени, запах мог выдохнуться.
Могла ли женщина побывать здесь в промежутке между уходом Карзы и приходом Хадрибела? Чушь! Какая женщина? И с какой целью?
Бел-Сидек пересилил себя и открыл дверь спальни.
Старик казался совсем маленьким и хрупким. Похоже, что перед смертью он ужасно рассердился. Нет, не то. Бел-Сидеку знакомо было это выражение. Он умер раздраженным. Значит, Генерал знал посетителя — если, конечно, его действительно кто-то посетил.
Простыня была смята, словно Генерал покорился судьбе лишь после отчаянной борьбы. Ночная рубашка распахнулась на груди, обнажая болезненно-желтую кожу и… что-то черное.
Бел-Сидек одним пальцем отодвинул грязную материю.
На груди старика, у сердца, чернел отпечаток руки, изящной руки. Великоватой для ребенка, но слишком маленькой для мужчины. Бел-Сидек долго изучал его.
Дурной, очень дурной знак. Если он действительно оставлен убийцей, им не миновать серьезных неприятностей.
Точно такого знака бел-Сидеку еще видеть не случалось, но похожих он встречал немало. Отпечаток напомнил ему метки колдунов-убийц. Раньше, до завоевания Кушмарраха, часто находили трупы с черным клеймом на груди, но при геродианской власти это прекратилось. Кадо с приспешниками вообще запретили колдовство.
Бел-Сидек не слышал, чтоб в городе тайком практиковал кто-нибудь из черных магов. И ведьм не стало, разве та, что привез с собой новый градоначальник. Неужели она… Вряд ли. Знай геродиане, где скрывается Генерал, они бы убрали его другим способом. Устроили бы из казни предводителя Живых многолюдный, торжественный спектакль, какие устраивались в прежние времена, пока миролюбивый Арам не вытеснил свирепого Горлоха.
В ожидании Карзы бел-Сидек присел к письменному столу и принялся обдумывать, как облегчить Живым переходный период. Мысли его бродили вокруг тайного суперагента Генерала, он отгонял их, но упорно возвращался к тому же. Если верить старику хотя бы отчасти и человек этот в самом деле настолько искусен, Живые могут использовать его как орудие возмездия.
Нет, месть потом. Сначала — добиться устойчивости, не допустить паники.
Без стука вошел Карза, не выспавшийся и в поганом настроении. Он начало было жаловаться, но бел- Сидек молча показал на спальню.
