— Девятьсот девяносто девять человек из тысячи живут всю жизнь, не имея и миллионной доли твоей силы. И ничего.
— Только потому, что они совершенно не представляют, чего лишены. Никто ведь не скорбит об утрате того, чего у него никогда не было.
На это мне возразить было нечего.
И я не смогу в полной мере понять охватившую Госпожу апатию, потому что мне никогда не было дано ощущать жизнь так, как ощущала ее она — во всех ее мыслимых крайностях. Она же мой образ жизни представляла себе очень даже хорошо.
И это тоже могло усугублять ее отчаяние.
138. Таглиос. Утраченное дитя
Бубу было хуже, чем Госпоже, — она потерялась внутри себя. Ее охраняли настоящие часовые. Они сказали, что она лишь лежит, уставившись куда-то в бесконечность, с тех самых пор, как пришла в сознание. Но они ни разу не испытывали непреодолимое желание прислуживать или поклоняться ей.
Одним из часовых оказался шадарит, служивший под командованием Дремы еще во времена кьяулунских войн.
— О ней заботятся Сурувайя Сингх и ее дети, — сообщил он.
Я ощутил легкий укол совести. Вдова Икбала Сингха. Дрема его ценила. Но я и не подозревал, что его семья уцелела после сражений южнее Таглиоса. Я слишком сосредоточился на собственных переживаниях и позабыл о благополучии тех, кто зависит от Отряда.
Дщерь Ночи отмыли, причесали и переодели в чистое. Она сидела в кресле-качалке — весьма необычная вещь в этих краях. За пределами своего сознания она не замечала ничего. Из уголка ее рта стекала струйка слюны на красивое белое сари — лишь чуть более светлое, чем ее кожа альбиноски. Кто-то подложил тряпочку в то место, куда попадала слюна.
Кстати, об альбиносах. Белая ворона ухитрилась примчаться сюда быстрее меня. Но нынче она вела себя очень осторожно, опасаясь меня рассердить.
Я подслушал в разных местах немало любопытного. И теперь подозревал, что могу во многом повлиять на ее будущее.
Шевитья оказал нам огромную помощь в обмен на обещание избавить его от бесконечного присмотра за Сияющей равниной. И я намеревался это обещание сдержать. Я стараюсь выполнять все данные Отрядом обещания. Именно выполнение обещаний отличает нас от людей, подобных Радише, предпочитающих обмануть, но не сдержать слова, когда это представляется им невыгодным.
Я дважды обошел вокруг Бубу. Она даже не заметила моего присутствия. Я опустился перед ней на колени. Зрачки ее распахнутых глаз превратились в точки. Я пошевелил перед ними пальцем. Никакой реакции.
Я отошел и задумался. Потом вывел Аркану в коридор, рассказал о том, что хочу попробовать сделать и как она может помочь.
Мы вернулись к Бубу и птице. Обе выглядели так, словно за все это время даже не шевельнулись.
Медленно, стараясь не привлекать к себе внимания, мы с Арканой обошли Бубу справа и слева, остановились у нее за спиной и стали ждать.
Хладнокровие — черта, не свойственная молодости. Время от времени Аркана шевелилась и, услышав шорох собственной одежды, замирала, затаив дыхание.
Время шло. В конце концов я тоже потерял терпение и подал Аркане знак. Изо всех сил стараясь двигаться бесшумно, она приблизилась к Бубу и опустилась на колени за ее левым плечом. Девушка не могла видеть Аркану, хотя ее лицо было совсем рядом с ухом Бубу — настолько близко, что та смогла бы ощутить тепло ее присутствия. Я занял такую же позицию слева. Мы застыли и простояли в такой позе так долго, что я едва не взвыл от боли в коленях. Мы старались даже не дышать на Бубу. Наконец я кивнул.
— Coca, coca, — прошептала Аркана так тихо, что я ее поначалу даже не услышал. Настолько тихо, что даже если бы она нашептывала эти слова кому-то прямо в ухо, их вряд ли можно было разобрать.
Понятия не имею, откуда она взяла эти слова. Я подошел ближе, чтобы Бубу могла почувствовать и мое присутствие. И кивнул.
— Coca, coca. — Так же тихо, как прежде. Кожа на шее Бубу слегка дернулась. Я улыбнулся Аркане и подмигнул. Уловка сработала.
— Coca, coca.
Девушка стала медленно поворачивать голову к Аркане — ребенок внутри нее не сумел сдержать любопытства.
Все это время Бубу не притворялась. Просто за глухую стену отчаяния, которой она отгородилась от мира, не могло пробраться нечто обыденное.
Я встал и отошел, чтобы девушка не смогла меня случайно заметить.
Аркана посмотрела на меня. «Как ты узнал, что до Бубу можно достучаться?» — говорил ее взгляд. Я пожал плечами. Наверное, просто интуиция. И убежденность в том, что ее любопытство можно разбудить, если раздразнить его достаточно хитроумно.
Но что дальше? Как удержать ее внимание, не дать ей снова уйти в себя?
Вскоре Бубу уже прекрасно видела и слышала. Но не желала общаться и не отвечала на вопросы.
У нее не осталось воли к жизни. И я понимал, почему. В ее жизни всегда были лишь Кина и борьба за освобождение богини. И ничего иного, кроме стремления начать Год Черепов.
Вошла Сурувайя. Я не видел ее в те дни, когда они с мужем присоединились к Отряду. Возможно, тогда она была красавицей, но сомневаюсь. Сейчас красавицей ее не назвал бы никто. Да и дети ее не вызывали желания обнять их и погладить по головке. Но все они люди хорошие, хотя и невеселые.
— Ты смог ее пробудить! — воскликнула Сурувайя. — Как здорово.
— И теперь нужно, чтобы она не стала прежней. Есть идеи?
— Зачем?
Мы все повернулись к девушке.
— Что? — спросил я.
— Зачем вы влезли ко мне? Зачем освободили? Мне незачем жить. Потому что нет будущего. Теперь не будет ни спасения, ни воскрешения. И время чудесного возрождения никогда не настанет.
Она уже полностью пришла в себя, но осталась унылой и безрадостной. Я опустился перед ней на колени и взял ее за руку, чтобы крепче удерживать в реальном мире.
— Что это означает? То, что ты сейчас сказала.
Мой вопрос ее озадачил. И я еще несколько минут делал вид, что не понимаю, о чем она говорит. Я надеялся, что, дав ей возможность объяснить, я ее расшевелю.
Мне еще не доводилось встречать искренне верующего человека, который сумел бы устоять перед искушением поделиться своей конкретной и выстраданной истиной. И Бубу не стала исключением, хотя и взяла медленный старт.
Я не прерывал ее почти до самого конца. До этого момента она не упомянула ничего такого, чего я уже не слышал прежде в той или иной версии. Но потом…
— Извини. Кажется, я что-то пропустил. Так ты сказала, что Год Черепов не станет концом мира?
Бхиджар, старший сын Сурувайи, принес еду и питье. Я попросил его подойти сперва к Бубу. Она жадно выпила кружку воды, потом сказала:
— Да, это конец мира. Этого мира, какой он сейчас. Это очищение. Время, когда все зло и порок будут сметены с лица земли и лишь души, имеющие истинный шанс на искупление, останутся в Колесе Жизни.
Я окончательно запутался. Потому что не понял. Я знал, что Обманники хотели ускорить наступление Года Черепов. Это как раз и было сутью их культа. Я знал, что большинство гуннитов желает противоположного, но верит, что Год Черепов неизбежен. Когда-нибудь. Потому что это одна из Эпох Творения, четвертая по счету, если считать от начала времен. Но сейчас я впервые услышал, что и после него ожидается нечто. И нечто явно положительное.
— Все зло умирает там бесконечной смертью, — пробормотал я. Потом спросил:
— Так ты утверждаешь, что главной задачей Кины было избавить человечество от всяческой швали,
