виноватая мордочка Мурки, которая уже переоделась и высунулась в приоткрытую дверь, то я бы побила бы его, наверное.
-Что? Расчет? Сейчас! Подожди! Подожди, я сказала!!! – Громко, но уже значительно спокойнее бросаю ей нервные слова.
Расстаемся. Она напоследок мне хочет что-то еще сказать, но я ее почти выталкиваю.
- Давай, детка, двигай! Пошла, милая! Но, лошадка, скачи дальше!
Б…. кая лошадка ускакала. Довольная. Еще бы? Я, ей, в гневе, все заплатила и даже за то, чего она не делала.
Она довольная, он доволен? А, я? А, как же, я?!
У меня остается горький осадок от всего этого. Эта ее продажная любовь. Да и любовь ли это? Какая же это любовь?! Самая настоящая хреновина, какая-то! Ведь это и есть б…тво. А как же это еще можно назвать? А я, то? Тоже хороша! Не понимаю, что на меня нашло? Осадок все сильнее раздражал меня. И мне, почему-то, захотелось все бросить и вымыться. Очиститься от всего этого. Не отвечая на его вопросы, я ушла в ванную. Он еще топтался под дверью, ходил, что-то делал, гремел, говорил, звал меня. Но я, лежа в горячей воде, в ванной, старалась его не слышать и не замечать. Я лежала, опустошенная. Мне вдруг стало себя жалко. И я, неожиданно, беззвучно заплакала. Заплакала, как в детстве. От горького разочарования и одиночества.
Наконец я услышала его обращение ко мне из-за двери. Он говорил, что уходит, говорил, чтобы я на него не обижалась. Потом добавил, что согласен, пойти вместе со мной в субботу.
- Ты, не против? - Спросил и ждал моего ответа.
Я молчала. Он опять спрашивал. Наконец я услышала, как он распрощался и ушел, громко хлопнув дверью. С его уходом мне стало легче.
Вечером, я не хотела оставаться дома и выслушивать упреки от родичей. И Машка могла меня расспрашивать. А мы ведь, дружили. Как ни как, а родная мне душа, сестренка ведь. Поэтому, опережая их, позвонила и сказала, что останусь переночевать на квартире у подруги. Мать неуклюже спрашивает.
- Доченька! А ты одна?
- Это, что? Допрос? – Взрываюсь. Но чувствую свою не правоту и поправляюсь вежливее.
- Ну, конечно одна! А ты думала, что я с вашим кобелиной? Так, что-ли?
Мать так же неуклюже извиняется, а потом оправдывается. Говорит, что мол, она переживает за меня и добавляет, что она мне все еще мать. Меня эта фраза раздражает, и я отвечаю, как можно спокойнее, чтобы не нагрубить ей.
- А я и не сомневаюсь в этом.
Вот и поговорили. Сама не понимаю в чем дело. Но в последнее время, особенно в последние дни я в разговорах с ней все время срываюсь. Почему? Что же не так? Хочу успокоиться и побыть наедине. Надо понять все это. И почему я так с ней? Ведь мать она мне и хорошая. Ведь я же ее люблю. А мы все последние дни лаемся.
Так, что пребывание на квартире родителей подруги запланировано мной для спокойствия и разборок со своим я. Так получилось, что после их отъезда они просили меня приглядывать за квартирой и по возможности бывать в доме, а вечером, периодически зажигать свет в комнатах. Хоть и поставили они квартиру под охрану, но все равно, просили бывать в ней и приглядывать. Что я и делала. Я уже пару раз оставалась в пустой квартире на ночь и мне это нравилось. Быть хозяйкой в этой квартире и делать все, что я захочу. Поначалу я просто заходила, шла на кухню и ставила чай. Пока он закипал я, повсюду зажигала свет. Периодически я ходила по комнатам и то включала, то отключала свет. Потом уходила домой. Но, как- то раз я задержалась и сама не подозревая, стала рыться в шкафу. Конечно это верх неприличия, рыться в чужих вещах и так поступают только воры, но я искала свой дневник. Я его прятала от отчима, у своей в то время, лучшей подруги. Так он и остался в их доме. Они уехали, и я решила его забрать. Искала сначала в вещах подруги. Ее письменном столе. Просто зашла в ее комнату и стала открывать дверцы и вытаскивать ящики из ее письменного стола. Среди кучи исписанных тетрадей, детских книг и учебников я обнаружила конверт. Просто обычный, почтовый. Ничего примечательного, если бы не надпись на лицевой стороне. «Наденьке! Моей лучшей подруге»
От этой записи у меня с волнением забилось сердце. Это она нарочно его подложила сюда. Поняла я. Знала, что я все равно буду искать свой дневник и буду в ее вещах копаться. Господи! Как же она хорошо меня знала!
Я прочла ее письмо ко мне. Она писала следующее.
«Если ты держишь в руках это письмо, то я все рассчитала и сделала правильно. Я ухожу из твоей жизни, наверное, навсегда. Ухожу по причине, и не просто так. Ухожу, забирая с собой нашу дружбу и любовь. Да! Именно так. Сначала дружбу, а потом любовь. Ты сомневалась, и я это почувствовала. Ты усомнилась в моих чувствах к тебе. Знай, что я буду с тобой навсегда. И хоть ты и будешь от меня далеко и будешь жить своей собственной жизнью, но я так и буду носить в себе эти наши девичьи секреты, нашу дружбу и любовь к тебе.
Нет таких слов, или я их просто не нахожу, чтобы сказать тебе всего того, чего хочу. И, наверное, уже не скажу. Знай, моя верная подруга, знай, что я не просто дружила с тобой, нет, я была просто счастлива, быть с тобой. Я так хотела быть с тобой, и твои поцелуи просто сводили меня с ума. Я не спала ночами, мучилась. Все не решалась сказать тебе и открыться. Знай! Что я так и не решилась на нашу близость. А мне ее так хотелось! Я мечтала о ней, я сгорала, я таяла. Я в тебе растворялась, а ты этого даже не замечала!!! И вот я пишу тебе это письмо и в нем открываюсь. Можно сказать, что я признаюсь в нем, в этом письме, в любви к тебе! Ты это знай! Я так хочу. Потому, что ты заслужила мое признание к тебе, потому, что я остаюсь на всю жизнь к тебе благодарной.
Прощай, моя первая в жизни любовь. Целую!
P.S. То, что тебе нужно, находится» …
И дальше она сообщала, где лежит мой дневник. Достала его. Уселась читать. Полистала страницы, но через минуту отложила. Все, о чем я тогда писала, это меня уже не трогало. Перечитала свои воспоминания о нашей с ней встрече. Я, когда писала, все боялась, что отчим прочтет, и поэтому, шифровала все свои записи. Но, как только стала читать, то, сразу же, все поняла и без перевода.
Весь остаток вечера я проревела. Сама не знаю почему. То ли от того, что все не складывалось, то ли от напряжения в отношениях. А тут еще это письмо! Растрогало меня окончательно. Опять я осталась ни с чем. Опять у разбитого корыта. А Толик? Что, Толик? Кто он для меня? Кролик? Да! Просто подопытный. Я и не собираюсь с ним больше никаких дел иметь. А ведь ему все это, что я устроила, понравилось. И эта облезлая Мурка. А, что? Разве не так? Разве ему не понравилось? И я принялась вспоминать. Отвлеклась и это меня успокоило. Перед сном мне опять захотела откиснуть в теплой воде, полежать в ванной. Включила воду, и пока она набиралась, я застелила себе постель на диване, в большой комнате. Не хватало банного полотенца. Поискала в шкафу. Не нашла. Потом решила поискать глубже. Полезла в кипу белья и внезапно наткнулась пальцами на эту штуку. Ту, самую, что мы с подругой разглядывали, когда вместе баловались одни в доме. Это она мне, вспомнила я, ее показывала. И мы с ней баловались. Включали и прикладывали эту штучку между ног, к нашим пирожкам, друг к дружке.
Я ее взяла и включила. Удивительно, но она зажужжала. Не так резво, как раньше, но все же. Постояла, послушала, выключила. Пошла в ванную.
Встала и рассмотрела себя перед большим зеркалом.
Такое большое зеркало в ванной комнате можно назвать причудой, но мне оно нравилось. Можно было подойти и всю себя видеть в нем обнаженной от кончиков пальцев ног и до прически на голове. Это зеркало, наверное, тоже часть воспитания, установившегося в этом доме. Стою и рассматриваю себя. Эротично. Очень! Я даже испытываю легкое волнение. Провела руками по телу, потом самыми кончиками пальцев. Осторожно и нежно веду по телу и смотрю. Очень приятно чувствовать, а видеть это возбуждающе вдвойне. Подушечки пальцев полезли на высокую грудь, скользнули и зацепились, невольно, за торчащие соски. Пропустила их между пальцами и нежно прижала. Так приятно, так хорошо! А, что? Разве я не красивая? Разве нет во мне изюминки? Взять хотя бы мою грудь. Ну, что? Думаю, что я буду одной из сотни по ее размеру и красоте. Нет! Чего там сотни, тысячи! А, что? Разве не так? Смотри какая. И я начинаю ей играться, поглаживать, стискивать. Мне всегда ее приятно трогать, и скажу откровенно, то и чужие взгляды на нее мне не безразличны. Я каждый раз замечаю, как на нее смотрят женщины и
