Дункану Александру Кроаллу Скотт-Форду едва исполнилось двадцать лет. Он вышел из семьи потомственных моряков, проживавшей в западной части страны. Родился он в Плимуте, С морем был связан с детского возраста. Несмотря на свою молодость, он знал жизнь и поэтому не удивился, когда к его столу подошла хорошенькая блондинка. Они выпили. Через некоторое время какой-то пожилой человек попросил разрешения присоединиться к ним и угостить их обоих вином. Молодой Скотт-Форд был уже несколько навеселе и согласился. Незнакомец заказал вино, и разговор зашел о его стоимости.
Пожилой господин сочувствовал морякам, «Да, — сказал он, — стыдно, что моряки, рискующие жизнью, получают так мало». И он предложил молодому англичанину взять у него деньги в долг. Может показаться невероятным, что Скотт-Форд принял их. Незнакомец отсчитал 1.800 эскудо (около восемнадцати фунтов стерлингов), ради формальности попросил долговую расписку и спрятал ее в карман. Когда он уходил, Скотт-Форд даже не подумал спросить его имя. Скотт-Форд наверняка засмеялся бы, если бы ему сказали, что эта расписка станет его смертным приговором.
Деньги незнакомца позволили моряку прийти в бар и на следующий вечер. Незнакомец снова подсел к нему, но на этот раз был уже не так вежлив. Он сразу спросил у Скотт-Форда название его парохода, поинтересовался, какой он везет груз и куда направляется. Скотт-Форд ответил, что не имеет права рассказывать о таких вещах. Тут-то незнакомец и показал когти. Он заявил, что он германский шпион, хорошо известный английским властям в Лиссабоне. Стоит ему отправить долговую расписку Скотт-Форда английскому послу сэру Рональду Кэмпбеллу, как через какой-нибудь час Скотт-Форд окажется за решеткой. В самом деле можно было дать только одно объяснение тому факту, что английский моряк взял «в долг» деньги от немецкого агента… В английском посольстве знали, что это означает.
Мы можем простить Скотт-Форду, что он поверил фальшивому доводу, объясняя это молодостью. Но как юноша, знающий жизнь, не мог понять, что немедленный приход в посольство с объяснением своего поступка не принес бы ему ничего, кроме благодарности Секретной службы за ценную информацию?
Моряк продолжал сидеть за столом, ожидая, что будет дальше. Последовал ряд вопросов. Правда ли, что канадцы репетировали вторжение с моря на острове Уайт? Мог ли он подтвердить, что такой-то корабль английского флота бросил якорь в Плимуте? Нет ли изменений в южноатлантическом маршруте грузовых транспортов? Незнакомец оказался слишком любознательным. На все его вопросы можно было ответить лаконичным «да». Очевидно, немец знал обо всех этих фактах, и подтверждение их не могло принести большого вреда. Моряк чувствовал, что его ответы удачны, но он, разумеется, не мог равняться с опытным агентом Канариса.
Еще три раза Скотт-Форд встретился с агентом, но не передал врагу ценной информации. Несмотря на шантаж, Скотт-Форд не выплатил своему немецкому кредитору дивиденда, на который тот рассчитывал. По какой-то причине, возможно из-за чисто немецкого садизма, его выдал тот самый нацистский агент, который расставил для него ловушку. Когда Скотт-Форд вернулся с четвертого свидания в Лиссабоне, сотрудники Особого отдела ждали его на берегу в одном из английских портов, чтобы арестовать, как только он сойдет с парохода. Его арестовали, признали виновным и казнили.
К сожалению, информация, переданная Скотт-Фордом, принесла немцам некоторую пользу. Она прибавила новые данные о планах союзников в отношении рейдов через Ла-Манш. К этому времени рейды коммандос на побережье Франции — на Дьепп и Сен-Назер — усилили войну нервов против Германии; эти рейды были предвестниками грядущего второго фронта.
ГЛАВА XII
УКРАДЕННЫЙ КОД
5 Апреля 1944 года английское правительство сообщило, что телефонная связь с Эйре прервана и граница между этой страной и Северной Ирландией закрыта. Это вызвало беспрецедентную сенсацию. Через несколько дней последовало другое, еще более поразительное сообщение. Министерство иностранных дел извещало всех иностранных послов и посланников, аккредитованных в Великобритании, что посылать из Англии опечатанную дипломатическую почту запрещается и что всякая связь между дипломатическими миссиями в Лондоне и их правительствами должна осуществляться открытым путем, так как вся переписка будет просматриваться английской цензурой. Отъезд дипломатических курьеров, иностранных официальных лиц и даже членов их семей и обслуживающего персонала был приостановлен до конца июня.
Готовилось открытие второго фронта, и перечисленные меры были предварительным предупреждением Германии, напрягавшей все силы, чтобы узнать, где и когда должны выступить союзники. Решение английского правительства было продиктовано горьким опытом, связанным с делом двух шпионов, о котором предпочитали не рассказывать во время войны. Дипломатические привилегии — основа связи между народами, и даже во время войны 99 из 100 дипломатов пользовались ими. Но возможность использования дипломатической почты в целях шпионажа была слишком соблазнительной для некоторых из них. В первые месяцы войны итальянское посольство (Италия считалась тогда «нейтральной») злоупотребляло этой привилегией, тайно передавая информацию в Берлин. Накануне вторжения в Европу Англия, не желая больше рисковать, лишила привилегий всех дипломатов, даже членов союзных правительств, находившихся в эмиграции в Лондоне. Это решение было принято не без основания.
Только после войны была раскрыта одна тайна, связанная с этим решением. Завеса на некоторое время приподнялась, когда министр внутренних дел Чатер Ид упомянул в парламенте имя Рожериу де Менезеша, служащего португальского посольства, который в 1943 году был обвинен в шпионаже и приговорен к смерти. Но Менезеш действовал очень недолго и не успел причинить большого вреда. К счастью, он работал не так успешно, как Тайлер Кент, шифровальщик американского посольства в Лондоне.
Выдача Кентом важных секретов затруднила осуществление Америкой дипломатических связей со всеми странами мира в тот критический период, когда произошло падение Франции и события в Дюнкерке. Америка в то время не была воюющей страной, но уже тогда она оказывала Англии всевозможную помощь, «не связанную с войной». Из секретных шифровальных сообщений, которыми обменивались Лондон и Вашингтон, Кент узнал, что это была за помощь. Эти сведения он передал в Берлин. И в то время как английская Секретная служба с успехом расправлялась с германскими шпионскими гнездами внутри Англии, а английская контрразведка с «пятой колонной», шпионами — эмигрантами и агентами, доставлявшимися в Англию самолетами или пароходами, в Германию продолжали поступать важные сведения. Потребовалось довольно много времени, прежде чем Секретная служба напала на след опасного шпиона, работавшего в роскошном особняке в полной безопасности, под защитой дипломатических привилегий.
Тайлер Кент мог бы сделать блестящую карьеру. Этот высокий красивый молодой человек, сын известного американского дипломата, который был генеральным консулом в Мукдене и занимал дипломатические должности в Мадриде и Париже, пошел по стопам отца, поступив на дипломатическую службу. Окончив Принстонский университет и пройдя курс в Сорбонне, он закончил свое образование курсом экономики в университете имени Джорджа Вашингтона. Тайлер родился в Китае. С самого детства он вращался в обществе высших политических деятелей. Прекрасный спортсмен, своими спортивными достижениями прославивший колледж, умный, находчивый, он быстро находил друзей. Он потерял отца, когда был еще ребенком, но влиятельные друзья проложили дорогу Тайлеру Кенту. В начале 1939 года он получил должность в американском посольстве в Москве. Кент оказался таким хорошим и трудолюбивым работником, что, несмотря на молодость (ему было немногим более двадцати лет) и сравнительную неопытность, в октябре 1939 года его перевели в Лондон на очень ответственную работу. Знание иностранных языков — он владел французским, немецким, итальянским и русским — очень пригодилось ему на новой для него должности шифровальщика. Начальство считало его вполне надежным работником, и вашингтонские власти, получая хорошие отзывы о его работе, были довольны им.
К сожалению, они ничего не знали о его подлинных интересах и личных убеждениях. Он был идеалистом, причем идеалы его были крайне расплывчатыми. Возможно, в этом отношении он напоминал тех английских студентов начала тридцатых годов, которые решительно отказались сражаться за короля и за родину и многие из которых впоследствии стали героями на поле боя. Кент ненавидел войну и даже после ее объявления отказывался верить, что она была неизбежна. В то время казалось, что никому не хочется
