глава самого боеспособного, элитного подразделения полицейских — Харта. И один из сильнейших Воинов Новой Женевы. Даже надменные вояки-Хартаны признают это. Свою часть гроллов-ренегатов он душит исправно.
— Если бы не он — мы бы сегодня этих бандитов…
«Шшш. Здесь люди. Из такого себе демократического немецкого округа, где бандитов выпускают под залог на волю через день после ареста» — шепнула я Пабло мысленно.
«Да, ты права.»
Мы понимающе улыбнулись друг другу. И в то же время Пабло был чем-то очень расстроен, даже разозлен.
Я тяжело вздохнула, на какой-то миг пожалев о том, что сейчас мы в Единении, и Пабло не смог сдержать свои чувства по поводу нас обоих.
«Почему ты так сердишься, Пабло? Мы ведь выяснили отношения — я не сержусь на тебя за твою… неосторожность в бою. Ты мог умереть там, Пабло! Это никогда не должно повториться.»
«Я на миг задумался… и получил арбалетный болт в легкое. Я сержусь не на тебя. На себя. Задумался о том, каково это — коснуться тебя, когда ты будешь спасать мою жизнь. Растяпа! Я все испортил. Я не на тебя сержусь, а на себя, mi corason.»
«Мы уже обсуждали это. Любовью нельзя оскорбить, Пабло! Можно оскорбить ее отсутствием. А я… Я пока никого не люблю… Я не готова к этому… Я и оглянуться не успела, как стала взрослой!»
«Я помню. Всего два с небольшим года назад ты была еще подростком-девочкой. Еще не пришло тебе время любить. Я все понимаю. Антонио Гонзалес мне обьяснил, что на самом деле, твоя внешность — обманчива. И тебе еще потребуется два-три года, чтобы действительно начать подумывать о детях и семье. Но я… Я не хотел ждать эти месяцы, годы… Боялся, что кто-нибудь опередит меня, пока я жду…»
Я тяжело вздохнула, пряча свои эмоции поглубже. Мне не хотелось ранить сердце моего командира, но он не оставлял мне места для отступления. Единственное, что могла я для него сделать — сказать правду и ничего кроме правды.
«Дело не в этом, Пабло! Вернее, не только в этом. Твой характер… Не думаю, что я и ты… Ты никому и ни в чем не уступаешь, Пабло… Боюсь, мы бы рано или поздно стали бы ссориться друг с другом… Так что — дело не только в моем возрасте. Прости меня, Пабло, но я не та, кто тебе подходит в жены. И… я не люблю тебя. Для меня ты — мой командир. Друг. Боевой товарищ. Если бы я полюбила — я бы знала. Но пока… Я даже не знаю пока, что это такое — любовь…»
«Пока не знаешь… Я все же надеюсь…»
Я тяжело вздохнула. Покачала головой.
«Эти годы пролетели, как одна минута! Мне так тяжело, Пабло… Я так надеялась, что после войны наступит мирное время! Но эти бандиты… Они — как саранча! Не успеваем мы разбить одну банду, как на ее месте появляются еще две, три. И они терзают нас исподтишка, в самых наших слабых местах.»
«Знаю. Устаешь до обмороков… И в них — часть моей вины…»
«Ты тут ни при чем! Что-то случилось с моей энергоматрицей. Какие-то гормональные сбои. Надеюсь, лекарство Александра Маркова мне поможет. По крайней мере, если что — быстро приводит меня в чувство. Так что это просто совпадение, Пабло, что я тогда…»
«Не думаю. Ты очень устала, залечивая мне рану… А я ведь поймал болт в первом залпе. До сих пор не пойму, почему я остался жив.»
«Но я ведь вовремя успела!»
«Не знаю… Я почти сразу же потерял сознание — рана была смертельной. И я в последний миг почувствовал такое умиротворение…»
«Так бывает, когда люди переживают клиническую смерть. Уж я — то знаю.»
«Да, конечно. И все же, как ты меня спасла — ума не приложу… Парни сказали мне тогда, что бой длился почти двадцать минут… Не вовремя я все это затеял. И… Я не сержусь на тебя за то, что ты сказала мне — «нет». Cовсем не сержусь.»
«Нет, что-то еще. Что тебя беспокоит еще?»
Пабло вздохнул.
«Этот щеголь-немец. И твой гость, этот инопланетник, Дэниел. Я вижу, как они на тебя смотрят, когда ты не видишь их взгляда. Чувствую Ракетчиком их мысли о тебе. Оба к тебе неровно дышат, и меня это беспокоит. И если бы только они…»
«Спасибо, что предупредил, но что-то ко мне очень многие в последнее время неровно дышат. Хотя, Дэниел… Да, он произвел на меня впечатление. Он сделал невозможное. То, для чего требуется огромная смелость. Но… Пабло, я ведь c Дэниелом знакома всего пару дней!»
Пабло сокрушенно покачал головой.
«Иногда хватает пары минут, Света. Иногда — пары мгновений! Ты действительно ничего не знаешь о любви. Это — великое чудо! Оно не поддается никаким обьяснениям! Ты поймешь это только тогда, когда полюбишь.»
«Извини, Пабло. Дэниел… мне действительно нравится. Он — хороший человек. Ты ведь знаешь меня, Пабло. Знаешь, как трудно мне ошибиться, невольно читая чужие мысли… Дэниел — удивительный человек. И он знает, что такое — настоящая дружба. Надеюсь, что вы тоже станете друзьями. Прошу тебя, Пабло — по крайней мере, дай ему шанс!»
«Хорошо…» — Пабло даже не пытался смягчить свои чувства.
Я невольно нахмурилась — ох уж эта испанская ревность.
«А насчет Ханса не переживай — он не в моем вкусе. Даже близко — не в моем. Не люблю торговцев. В моем вкусе — только Воины. Смелые, храбрые — такие, на чье плечо можно положиться. Такие, как наши ребята из гарнизона. Каждый, кто не отвечает этим стандартам, для меня не существует. Это вы воспитали меня так, избаловали меня своей доблестью. Сделали из маленькой соплячки энерговоина-ветерана. Так что насчет этих маменькиных сынков из Лос Анжелеса тоже не переживай. И… Пабло…»
«Да?»
«Если я полюблю кого-нибудь — у меня хватит смелости на то, чтобы не скрывать от тебя правды. Что бы то ни было, мы — настоящие друзья. Я не хочу терять этого. Помню о том, кто учил меня воинскому искусству. Никогда между нами не будет лжи, Пабло!»
«Клянешься?»
«Да.»
Танец окончился.
Пабло недовольно вздохнул, но, как и обещал, повел меня обратно к столу.
— Ты не позволишь мне пообщаться с Хансом? — шепнул мне на ухо Пабло, рассмотрев за моим столом свободное место. — Я его знаю — у него семейный бизнес по нашей части — броня, оружие, боеприпасы. Все — добротного, немецкого качества.
— Почему бы и нет? — согласилась я. А затем, увидев, что Люсия довольно мне улыбается, ехидно шепнула в ответ на ухо Пабло. — Приударь за сестренкой — она просто прелесть!
Пабло вздохнул. Люсия же, увидев наш танец, то, как мы прижимаемся друг к другу, чуть не плакала от счастья за своего сыночка. И через Единение с Пабло я ощутила, что ему это, быть может, наносит намного больше боли и неудобства, чем мне. На его желание сделать меня Светланой Каррера я ответила однозначным — «нет». А матушка Пабло об этом не знала.
Так скоро узнает, или начнет догадываться, каждый день спрашивая Пабло о дате свадьбы.
Я пока была не готова. Чувствовала это. Быть может, потому, что была жертвой гроллов, исковеркавших мой генотип. Мои знакомые Целители, даже Александр Марков, в отношении меня и Гонзалеса развели руками — ничем не могли нам помочь. И Антонио меня еще в девятнадцать предупредил — мол, девочка, не переживай за свою внешность маленького подростка. Такие как мы — развиваемся на несколько лет позже обычного из-за того, что гроллы серьезно покопались в нашем генотипе, добавив
