Со словами „нет, нет' сиделка Прингл покинула комнату. Ее не удивило то, что случилось прошлым вечером. Вообще ее трудно было чем-то удивить. Не успела дверь за ней закрыться, как Дон сказал Аннетте:
– Она совершенно невозмутима.
– Ей приходится быть невозмутимой.
– С тобой все в порядке? Ты такая бледная.
– Конечно, все в порядке. Не беспокойся обо мне, пожалуйста.
– О ком же мне еще беспокоиться? – Дон погладил руку жены. – Странно, но эта вчерашняя сцена, она как кошмарный сон, словно все было не по-настоящему. Но я-то спал без кошмаров. Хорошо спал… Мне бы ее пожалеть надо, еще как пожалеть, но я не могу. Я только рад, что больше не увижу, как она заходит сюда. Это ужасно, да? – Дон взглянул в лицо Аннетты. – В каком-то смысле такое отношение неестественно. Но разве хоть что-то в нашем общении с ней было естественным? – Он откинул голову на подушку. – Странно, но сегодняшнее утро – первое, когда я могу сказать, что у меня ничего не болит. Я чувствую себя так, – Дон криво улыбнулся, – будто могу встать и пойти.
– Хорошо. Это добрый знак.
– Как ты думаешь, сколько ее продержат там?
– Не знаю. Папа поедет сегодня туда и все выяснит. Наверняка долго – ей нужно лечение.
„Хорошо бы и вправду так', – подумала Аннетта. Она надеялась, что это действительно продлится долго. Настолько долго, чтобы ее ребенок успел родиться и чтобы у нее хватило сил настоять на переезде Дона в их собственный дом. Ведь она знала, что Дэниел и Джо, предлагая, чтобы Дон жил здесь, где будут всегда под рукой, не говорили всей правды. Они еще и просто не хотели терять с ним связь. Пока Дон в этом доме, семья сохраняется.
Аннетта чувствовала, что начала разбираться в событиях и людях. Четыре месяца назад такие мысли никогда бы не пришли ей в голову. С той минуты, когда она проснулась после аварии, она стала чувствовать себя гораздо старше, будто авария сделала ее зрелой женщиной. Но разве она не стала женщиной еще раньше – на целый год раньше? Аннетта вспомнила, как Дон кричал об этом Уинифред. Она вспомнила и тот день, когда они в первый раз были вместе. Им тогда удалось ускользнуть из-под бдительного ока ее матери под предлогом похода в кино. Если бы мать узнала, что произошло в тот день, она бы тоже обезумела… Бедная она, бедная! Перед глазами Аннетты все еще стояла их последняя с Доном поездка и ее исход…
– Послушай, дорогой, – обратилась к мужу Аннетта. – Ты знаешь, что мне предстоит сделать сегодня утром?
На мгновение лицо Дона скривилось, и он печально ответил:
– Да, да. Несправедливо, что тебе придется вынести все это в одиночку. Мне тоже следовало бы быть там. Я должен, должен.
– Не волнуйся. Насколько я представляю, все закончится, едва успев начаться. Так и будет. Я не стану об этом беспокоиться.
– Ты уверена? Потому что после всего они…
– Не произноси – „мои родители'. Мы же уже обсудили это. – Аннетта наклонилась над Доном, поцеловала его и улыбнулась: – Помнишь тот день, когда я сказала тебе все, что думаю о своих родителях, и ты чуть не задохнулся от смеха? Я чувствовала себя ужасно, когда говорила такие вещи. Но ты смеялся до слез, помнишь? Затем ты рассказал мне о своей матери. Я всегда знала, что она не отпускала тебя от себя, нянчилась, даже более того… Но ты так смешно рассказывал об этом, и мы прижались друг к другу, смеялись. Помнишь?
– Да, да. – Дон провел пальцами по ее лицу. Голос его надломился, и он спросил: – Почему это случилось с нами?
Аннетта ответила не сразу:
– Я задаю себе этот вопрос уже много недель.
Мышцы на лице Дона напряглись, и он произнес ужасную вещь:
– И ты сказала себе: он никогда не сможет любить меня снова.
– Нет, нет, – голос Аннетты был тверд. Она выпрямилась. – Потому что ты действительно любишь меня, а я тебя… даже без этого.
– Аннетта! – Дон опять протянул к ней руку. – Не обманывай себя. Это тоже часть жизни.
– Да, но у нас уже было много этой жизни, разве не так? – Голос ее дрогнул. – Вспомни: я ношу результат этой жизни, – Аннетта погладила себя по животу и, пряча слезы, придала голосу веселость: – Сегодня я хочу спать с тобой, так что двигайся-ка, Дон Кулсон. – Слегка похлопав его по плечу, она мягко развернулась. – Ну, я буду собираться.
Через полчаса Аннетта была в машине. Поездка до ее дома займет не больше пяти минут. Она точно знала, где найдет своих родителей, приехав туда к десяти часам. Отец будет у себя в кабинете просматривать доклады, присланные из его магазинов – четыре бакалеи и одна фруктовая лавка. И еще антикварный магазин в верхнем квартале города и лавка старых вещей. Потом он выйдет из дома проверить, как идут дела в его магазинах. Он нарочно заходит в них в разное время, чтобы застать служащих врасплох. Говорят, что работники у него долго не задерживаются. Во всем городе он был самым суровым хозяином, не терпел даже мелких нарушений…
А мать уже побывала на кухне и отдала Полли распоряжения о том, что готовить на сегодня. После проверила кладовую и холодильник. И запасы в буфете. А поскольку сегодня четверг и днем в гостиной состоится собрание „Союза женщин-католичек', она, вероятно, уже напомнила Дженни и Саре об их еженедельных обязанностях.
Мать настаивала, чтобы после обеда те надевали чепчики с оборками и передники. Аннетту всегда интересовало, как Дженни смогла продержаться в доме столько времени, ведь она ненавидела носить все это. Однажды Аннетта заметила, как та сорвала с головы чепчик и швырнула его на пол в кухне, затем подняла и с улыбкой спросила ее: „Вы же никому не расскажете, мисс?' И Аннетта услышала, как Полли
