возможностей, – продолжала за нее Кэти. – Она использует тебя, чтобы получать от меня деньги. Я прекрасно это знаю, моя милая.
Кэтрин взяла руку Кэти и нежно погладила.
– Вчера вечером мы с ней ужасно повздорили, и она не была пьяна, – сказала Кэтрин. – Она грозилась, что заберет меня из колледжа. Ей, видите ли, не нравится, что в колледже меня обучили хорошим манерам, и я стала вести себя не так, как подобает девушке моего класса. По крайней мере она так говорит. Я не выдержала и напомнила ей, что она согласилась отдать меня в колледж только потому, что ты пообещала платить ей по фунту в неделю до тех пор, пока я не закончу учебу. Но я боюсь, что она не позволит мне доучиться. Ее очень злит то, что я получаю образование. Она вполне может запретить мне ходить в колледж.
– Она не посмеет. Я позабочусь о том, чтобы ты завершила образование, на этот счет можешь не волноваться, Не забывай, она зависит от меня. А сейчас я дам ей десять шиллингов. Если она заплатит за квартиру – а за квартиру ей придется заплатить, – у нее останется совсем мало на выпивку.
Сказав это, Кэти дотронулась до щеки девушки. Кожа у Кэтрин была мягкая и шелковистая, в точности такая же, как у нее. Но на этом их сходство заканчивалось. Внешне дочь Люси Малхолланд походила на своего отца-ирландца. У нее были такие же темные глаза и густые черные волосы, такие же высокие скулы и большие полные губы. Только на лице Патрика большой рот говорил о слабости характера, а рот Кэтрин указывал на чувственность ее натуры. Но ни одна из черт матери не передалась Кэтрин; ее характер тоже не имел ни малейшего сходства с характером Люси, чему Кэти была очень рада.
Следуя внезапному порыву, Кэтрин подалась вперед и, наклонив голову, прижалась щекой к плечу Кэти.
– О, тетя Кэти, если б я только могла жить здесь, с вами! – проговорила она срывающимся голосом. – Знаешь, когда монахини рассказывают нам о рае, – она потерлась лицом о бледно-лиловый шелк платья Кэти, – я не вижу ангелов и сказочные дворцы на небесах. Я вижу этот дом и тебя.
– Моя дорогая девочка! – в голосе Кэти слышались и слезы, и смех. – Скоро все изменится к лучшему. Через два года ты закончишь колледж и получишь диплом учительницы. Когда ты начнешь работать, ты станешь хозяйкой своей судьбы и сможешь жить, как захочешь. – Она приподняла лицо Кэтрин и заглянула ей в глаза. – Где захочешь, моя дорогая, – повторила она. – Ну, а теперь успокойся. Ты ведь останешься у нас на чай, не так ли? А до чая пойди, прими горячую ванну.
Когда Кэтрин выходила из комнаты, на пороге появилась Бетти. Она с восхищением оглядела одежду девушки.
– Что ты скажешь о ее платье? – шепотом спросила она у Кэти, глядя вслед Кэтрин.
– Оно очень милое, Бетти.
– О, по-моему, оно просто замечательное. С ее вкусом она скоро станет самой элегантной женщиной в…
– Прекрати болтать, Бетти, и подойди сюда, – нетерпеливо перебила ее Кэти. – Ты хотела мне что-то сообщить?
Улыбка сошла с круглого лица Бетти. Она плотно прикрыла за собой дверь и подошла к дивану.
– Он вернулся, – сказала она. – Он сейчас в курительной комнате вместе с капитаном.
Кэти отвернулась к окну.
– Что ж, он не был уверен, что должен будет отплыть сегодня. Он сам так сказал.
– Значит, мне придется добавить еще один прибор. Ты ведь сказала, что Нильса не будет.
В эту минуту раздался громкий стук в дверь. Бетти открыла дверь и, поджав губы, вышла, даже не взглянув на сына Эндри, входящего в комнату.
– О! Ты отдыхаешь?
Нильс говорил по-английски с сильным акцентом, в отличие от Эндри, который после многих лет, проведенных в Англии, стал говорить, как коренной англичанин.
Кэти отвела глаза от гостя и, откинув голову на валик дивана, сказала нарочито усталым тоном:
– Да, Нильс, я отдыхаю.
– Ты устала?
– Да. Именно поэтому я решила отдохнуть.
На губах Нильса заиграла улыбка, которая лишь отдаленно напоминала улыбку Эндри.
– Обрати внимание на эту усталость, которая одолевает тебя посреди бела дня. Быть может, это первый симптом старости, – сказал он шутливым тоном.
– Это в самом деле так, Нильс, – серьезно ответила она. – Ты прекрасно знаешь, сколько мне лет.
– Не мели чепухи. – Нильс больше не улыбался, и на его лице появилось решительное, почти агрессивное, выражение. – Я больше не хочу слышать, сколько тебе лет. Ты выглядишь на сорок, и ни днем старше. Я тысячу раз говорил тебе это, и это правда. Ты сама знаешь, что это правда.
– Я ничего не знаю, Нильс, кроме того, что я уже далеко не молодая женщина, – спокойно сказала она.
– Перестань! – Он склонился над ней, опершись руками о спинку дивана, и приблизил лицо почти вплотную к ее лицу. – Ты молодая, и я тоже молодой. Мы оба молоды, – прошептал он. – Я знаю, в душе ты чувствуешь себя очень молодой. Ты только притворяешься, что считаешь себя старухой. На самом деле ты очень молодая и привлекательная женщина…
– Замолчи, Нильс! Я больше не желаю выслушивать твои речи! – Кэти отняла голову от валика дивана и резко выпрямилась. – Если ты собираешься продолжать в том же духе, я расскажу обо всем твоему отцу. Клянусь Богом, расскажу.
Он посмотрел на нее долгим взглядом, и его лицо переменилось, приняв насмешливое выражение.
– Ох, Кэти, не пытайся меня напугать. Я прекрасно знаю, что ты ничего ему не расскажешь. Ты боишься того, что может случиться, если он узнает, – иначе ты бы не молчала все эти годы… Ладно, ладно, не будем больше об этом, – он выпрямился и отступил на шаг. – Не смотри на меня такими сердитыми глазами. Я не люблю, когда ты сердишься. – Он внезапно рассмеялся, глядя на ее вечернее платье, лежащее поперек кровати. – Когда я узнал, что мы не сможем отплыть раньше завтрашнего утра, я на радостях готов был подбросить в воздух шляпу. Таким образом, сегодня вечером у меня будет возможность наблюдать, как ты, одетая в розовую тафту, принимаешь у себя аристократию Вестоэ, самые сливки общества.
– Не говори глупостей, Нильс.
– Глупости? Разве это глупости? Ты ведь всю жизнь мечтала об этом!
– Ты ошибаешься, – ее голос звучал резко.
– Ладно, может, ты сама и не придаешь этому значения. Но мой отец всегда желал, чтобы ты сблизилась с кругами знати. И я прекрасно его понимаю. Я бы на его месте желал того же самого.
Они посмотрели друг на друга, и Кэти на какое-то мгновение показалось, что перед ней стоит Энди, каким он был тридцать лет назад. Но она знала, что этот человек не имеет ничего общего с Энди, кроме внешнего сходства. У Нильса совсем другой характер, и, хоть он и привлекателен внешне, в нем нет и сотой доли того обаяния, каким наделен Энди. Потому что даже сейчас, в восемьдесят лет, Энди был для нее все тем же обаятельным, чудесным мужчиной, который научил ее жить и любить, – единственным существующим для нее мужчиной на этом свете.
Нильс снова приблизился к ней, и все ее тело напряглось, когда он протянул руку и дотронулся кончиками пальцев до ее волос, нежно шепча что-то на своем родном языке. Это тоже напомнило ей Энди, который часто говорил ей слова любви по-норвежски, особенно в первые годы… Нильс резко отдернул руку, словно угадав ход ее мыслей, и быстрым шагом вышел из комнаты.
Через некоторое время она услышала его голос на лестничной площадке.
– Эй, юная леди, не расходуй весь пар. Я тоже хочу принять ванну! – кричал он, обращаясь, по всей вероятности, к Кэтрин. – И смой с себя этот монастырский запах. Он действует мне на нервы.
– О, дядя Нильс! – откликнулась Кэтрин из ванной. – Как здорово, что ты вернулся. Я скоро закончу.
Потом до нее донесся голос Джесси:
– Вам приготовить ванну сразу же, как только мисс Кэтрин выйдет, капитан?
Она не расслышала, что именно Нильс ответил горничной, но по приглушенному хихиканью Джесси поняла, что это какая-то шутка. Нильс часто шутил с Джесси, которая принимала его шутки за знаки внимания. Молодая горничная была явно неравнодушна к Нильсу и всегда вертелась вокруг него, когда он
