Мануэль отвернулся от нее и покинул коттедж. В конюшне он столкнулся с Легренджем, тому некому было отдать лошадь, и он извивался от злобы. Стоя в дверях, широко расставив ноги, он перебрасывал хлыст из одной руки в другую.
– Кажется, ты напрашиваешься на неприятности, Мануэль? – прорычал он.
– Я не хочу неприятностей, сэр. – Мануэль ненавидел сейчас всю эту породу, однако делал над собой усилие, придавая голосу почтительность.
– Где ты был?
– Гулял, сэр.
– Тебе платят не за то, чтобы ты гулял.
– Я уже отработал свое, сэр.
– Ты отработаешь свое, когда я разрешу, и ни минутой раньше, понял? Только попробуй уйти – я с тебя шкуру спущу!
Вместо ответа Мануэль взял лошадь под уздцы и повел в стойло.
Через минуту Легрендж уже орал на Армора, который утолял в доме голод собственноручно приготовленной едой.
Кучер вернулся в конюшню посеревший. Делая вид, что проверяет у одной из лошадей копыто, он тихо сказал:
– Он совершенно свихнулся. Никогда не видел его в таком состоянии. Знаешь, что шепнул мне Харрис? Константин сказал ему, что по ночам хозяин пропадает не в Ньюкасле, в игорном доме, а в Шилдсе – продолжает ее разыскивать. Мне его немного жаль – на него столько всего навалилось, что он потерял голову.
– Армор!
– Что, Мануэль?
Мануэль выглянул во двор, потом вернулся и скороговоркой сказал:
– Этой ночью я уйду. Я свое отработал и тороплюсь уйти отсюда.
Армор взволнованно проговорил:
– Ночью? Далеко ли ты уйдешь в темноте?
– Не беда, мне не впервой бродить в потемках. Не бойся, со мной ничего не случится. Просто ночь – самое подходящее время, чтобы сделать ноги. Он уже не отвечает за свои поступки, а я не смогу отвечать за себя, если он поднимет на меня руку. Сами знаете, как это бывает.
– Да, Мануэль, я понимаю. Но вот что я тебе скажу… – Он протянул ему руку. – Жалко, что ты уходишь. Я никогда не работал с человеком, который так же хорошо понимал бы лошадей, как ты. Твой уход меня опечалит.
Мануэль сердечно пожал Армору руку и твердо ответил:
– И меня. Но мы расстаемся не навсегда, Джордж Вы останетесь здесь, а я сюда еще вернусь, даю слово.
Армор отвернулся и пробормотал:
– Пойду принесу тебе из кухни съестного. Когда ты отправишься в путь?
– Как только совсем стемнеет. Если ему взбредет в голову за мной увязаться, то выследить меня в темноте будет нелегкой задачей.
В темноте Мануэль еще раз пожал Армору руку и, закинув за плечи свой мешок, отправился в путь. К пролому в стене он подобрался со стороны фруктового сада и клубничного поля. Крадучись вдоль реки, он посматривал в сторону дороги, на которой ему чудился стук копыт. Дорогу заслонял бугор, поэтому он остановился, чтобы прислушаться. Стук копыт стих, слышен был только собачий лай.
Он нашел Эми сидящей у дверей. Увидев его с мешком за плечами, она удивилась:
– Значит, уже уходишь?
– Так будет лучше, – ответил он и, понизив голос, спросил: – Где она?
Эми кивком головы показала на комнату и, в свою очередь, спросила:
– Ты был у них?
– Был, Эми, и все рассказал – той, с кем виделся, старухе.
– И что же?
– А ничего. – Он сбросил на землю заплечный мешок. – Есть же на свете бездушные свиньи! Чем больше живешь, тем больше удивляешься людской черствости. – Он поманил ее в сторонку, на каменные плиты, заменявшие террасу, и там объяснил: – Они не хотят принимать ее обратно. «Пускай возвращается к себе на Крейн-стрит», – вот что мне было сказано.
– Быть того не может!
– Можете мне поверить, Эми, она прямо так и сказала: «Ей есть куда идти. Пускай возвращается на Крейн-стрит».
– Не верю!
– Придется поверить. И не только этому, но и тому, что я едва удержался, чтобы ей не двинуть. Никогда еще меня так не подмывало поднять руку на женщину! Странный они все-таки народ, Эми, все до одной
