– Понятно, – кивнул Маньяк, отводя глаза.
Эх Вика, Вика, кто тебя за язык тянул!…
После обеда предстоящие перспективы не казались нам с Шуркой такими уж мрачными. Дибенко своей наглостью сам нарвался на неприятность. Одно дело вылавливать нас по одиночке, изподтишка. Теперь мы – вместе, и в запасе у нас найдется пара-другая трюков…
В качестве аутотренинга перед экспедицией, я вымыл посуду и аккуратно выложил тарелочки в тарелкосушителе. Вечером Вика будет приятно удивлена.
Пора!
Мы с Маньяком заняли боевые посты, натянули шлемы и…
– Леня! Тебе письма! – немедленно отозвался оживший компьютер.
Я заглянул в почтовый ящик и обнаружил там точные копии обоих телеграмм: „Не пей из лужицы – козленочком станешь!“ „Пей, если ты мужик!“ Всеобщая трогательная забота о моей персоне…
Только я не Иванушка! И уж тем более не Иванушка-дурачок! Я сам пишу свои сказки! И сегодня, у меня должна получиться вполне назидательная история… Надеюсь – со счастливым концом!
Ввод…
Когда мы с Шуркой появляемся на площади Диггеров, Падла уже там – в неизменной ушанке и семейных трусах по колено. Правда расцветка трусов изменилась: вместо веселенького узора – строгий уставной черный цвет. Это внушает… Сразу видно – человек серьезно относится к предстоящей операции.
Весело киваем друг другу и я не удерживаюсь – наконец, задаю вопрос, который давно вертится у меня на языке:
– И не жарко тебе в ушанке?
– Не-а, – добродушно качает головой бородач, – Наоборот, прохладно. Она у меня с „кулером“.
Я переглядываюсь с Маньяком. Шурка кусает губы, чтобы не рассмеяться.
В этот момент Падла отвлекается и машет рукой:
– О! А вот и остальные подгребают!
Пока бородач шагает к новоприбывшим, Маньяк толкает меня локтем и шепчет:
– Да не удивляйся ты! Он и в реальности точно так же ходит!
– В ушанке и трусах?
– Зачем в ушанке. В одних трусах. Ушанка – это просто имидж. Ну и потом, вместо карманов, удобно… Вообще, он любит, чтобы одежда не отвлекала.
– Понятное дело, – киваю я, – Хорошо, хоть трусы его не отвлекают…
Жирдяй, Дос и Череп появляются в своей прежней краснокожей ипостаси. – Что, неужели понравилось? – радуется Маньяк.
– Боевая раскраска. Пока с врагом не разделаемся, – изрекает Дос с такой мрачной решимостью, что Шурка пятится назад.
– Не бойся, Шурик, мы имеем в виду Дибенко, – вздыхает Жирдяй.
Маньяк язвительно хмыкает. И чтобы он не очень расслаблялся, толстяк ласково поясняет:
– Ты в нашем списке под номером два…
Единственный, кто серьезен – Череп. Я ловлю на себе его пристальный взгляд. И он отводит глаза – без всех этих идиотских подмигиваний и хихиканья.
Ох, не нравится мне эта серьезность! Из всей нашей группы Череп один имеет хотя бы смутное представление о „Лабиринте Мудрости“. И похоже, то, что ему известно – не особенно его радует… Не знаю, может он и неплохой парень. А все эти дурацкие ужимки – такой же нарочитый имидж, как и ушанка Падлы? Не знаю…
Я рассказываю про телеграмму Дибенко и замечаю, как тают улыбки на лицах Падлы и Жирдяя. Дос озабоченно сопит. Маньяк вздыхает и ковыряет носком зукиного тапка стыки гранитных плит, которыми покрыта площадь.
О первой телеграмме я упомянул вскользь и Шурка не пытается меня дополнять. Конечно, он догадывается. Но тему дип-склероза не поднимает. И я чертовски благодарен ему за это…
– Ну что ж, – подводит итог Падла, – Планов наших это не меняет. Наоборот, дорога каждая минута… Старые „думеры“ говорят: пуля – не воробей, вылетит – не поймаешь. Вперед, мои орлы и!.. – бородач запинается, разводя руками, – Даже и не знаю, Жирдяй – к какой орнитологической категории тебя отнести?..
– Упс-с, – издает Дос нечленораздельный шипящий звук, когда спустя минут десять, мы оказываемся на окраине Диптауна перед вывеской „Лабиринт Мудрости“.
Да уж. Можно было ожидать чего угодно. Только не этого…
Пока добирались, воображение рисовало мне что-то вроде гигантской арки, упирающейся в небеса. За аркой – обязательно, клубящийся, будто оживший туман. И где-то вдали, сквозь языки тумана – проблески молний. Чей-то тоскливый, леденящий душу вой…
– Однако, – Падла озадаченно сдвигает на затылок ушанку.
Реальность оказалось куда смелее самых рискованных фантазий. Поляна посреди дремучего леса. Посреди поляны – некое ветхое сооружение, более всего подходящее под расхожий термин „избушка на курьих ножках“. Гордая, хотя слегка покосившаяся вывеска аршинными буквами: „ЛАБИРИНТ МУДРОСТИ“.
Приблизившись к избушке, мы обнаруживаем на вывеске добавление мелким шрифтом: „Рекомендовано Министерством Высшего и Среднего Образования Российской Федерации“.
– Ну знаете ли, – бормочет Жирдяй.
И только Маньяк не теряется:
– Избушка, избушка! Стань к лесу задом, ко мне передом!
– И где ты видишь у нее зад? – меланхолично замечает Жирдяй.
Однако волшебная фраза все-таки оказывается действенной. Сооружение начинает двигаться с жутким треском и скрипом. И мы торопливо отскакиваем назад. „Куриные ножки“ заплетаются как от злостного перепоя и хлипкая конструкция грозит рухнуть на головы докучливых посетителей.
Впрочем всё заканчивается благополучно. Перед нами – небольшое крылечко, нависающее над землей, и запертая дверь.
– Ну, и что дальше? – иронически щурится Дос.
Долго ждать не приходится. Низкая дверца распахивается и на пороге… Нет, увы, не Дибенко. Хотя, кого же еще можно обнаружить в этакой избушке?
– Ох, чую, чую русским духом запахло!
– Шолом, бабушка, – вежливо здоровается Жирдяй.
Старая карга замолкает, видимо слегка потрясенная таким приветствием. Наконец вновь обретает дар речи:
– С чем пожаловали, добры молодцы? Хотите познать Мудрость великую?
– Это уж точно, бабуля, – кивает Падла.
– Тогда ждут вас испытания тяжкие, испытания суровые…
– Короче, Склифосовский! – нетерпеливо перебивает Жирдяй. И Яга бросает на него свирепый взгляд. Наверное колеблется – сразу обратить наглеца в камень или все же приготовить его в собственном соку, чтоб добро не пропадало.
– Ступайте, за мной, молодцы, – сквозь зубы бормочет ведьма.
Поднимаемся на покрытое зеленым мхом крыльцо, входим…
Слабый свет, едва проникает сквозь затянутое паутиной грязное окошко. Внутри – сумрак… Вдоль стен – полки с непонятным, должно быть колдовским инвентарем. Маньяк спотыкается и опрокидывает ступу, торопливо извиняется. Он косится на главную деталь внутреннего интерьера – печку с огромным зевом. Ту самую… М-да, что-то мрачновато здесь…
И только на Жирдяя здешняя обстановка никак не действует:
– Бог, ты мой, что за халтура! – искренне удивляется он, разводя руками, – Честно говоря, я был о Дибенко лучшего мнения!