положении! Очень по-геройски, ничего не скажешь.
Долорес с усилием выпрямилась.
– Что вы от меня хотите, господин генерал?
На этот раз Торрес отвел глаза, не выдержав ее взгляда – взгляда человека, доведенного до крайности.
– Не думайте, майор, что я все еще подвержен вашим чарам, – сухо проговорил Торрес. – Это в прошлом, имейте в виду. И мое снисхождение к вам объясняется лишь нежеланием обрекать вашу дочь на жалкое существование.
– Благодарю вас, господин генерал, – тут же сникла Долорес, как сникала всегда, когда генерал упоминал о ее дочери.
– Не надо меня благодарить, – отмахнулся тот. – Не забывайте, мы на службе. И давайте работать, майор
Генерал нажал кнопку внутренней связи, как бы ставя точку в этом разговоре.
– Как там, Карлос?
– Тихо, господин генерал, – отозвался «слухач».
– Совсем тихо?
– Ну, если не считать, что конюх ублажает кухарку, то совсем, – со смешком доложил Карлос.
Торрес нахмурился.
– Повнимательней, Карлос.
– Да, господин генерал.
Торрес отпустил кнопку и взглянул на Долорес.
– Как бы завтра нас не ждал неприятный сюрприз.
Долорес ответила вопросительным взглядом.
– Это упоминание о казни, – сказал Торрес, устало поводя плечами. – Не ясно, где и когда Рамеро намерен провести ее. В особенности меня занимает – где?
– Вы боитесь, что Рамеро может покинуть пределы виллы и скрыться?
– Да, – кивнул Торрес. – Именно этого я и боюсь.
– Но мы можем проследить за ним. Сил и техники у нас хватает.
Торрес подошел к большой карте на стене.
– Вы правы, майор, – задумчиво сказал он, изучая точку у побережья, возле которой от руки было написано «Ла-Плайя». – Рамеро от нас не уйти. Мы знаем все маршруты его передвижения и держим под наблюдением все укрытия, которыми он может воспользоваться. Но все же как бы он не ускользнул…
Он вернулся к столу и снял трубку.
– Соедините меня с полковником Бермудесом, – приказал он телефонистке. – Полковник? Прошу вас проявить повышенную бдительность, когда Рамеро с гостем покинет виллу. Да, я думаю, завтра утром. Не упустите его.
Опустив трубку, он посмотрел на Долорес. Что-то наподобие сочувствия промелькнуло в жестких чертах его лица.
– Вы устали, майор, – сказал он, садясь за стол. – И нуждаетесь в отдыхе.
– Нет, господин генерал, – возразила Долорес, вскидывая голову.
– Вы устали, – повторил Торрес. – Езжайте домой. Вам надо поспать.
– Но я…
– И проведать дочь, – закончил генерал. – Все, майор. До восьми утра вы свободны.
– Это не слишком поздно? – озабоченно справилась Долорес.
Торрес усмехнулся.
– Не думаю, чтобы наш аристократ Рамеро проснулся раньше. А уж этот русский лежебока и вовсе будет дрыхнуть допоздна. Вряд ли господа заговорщики осмелятся будить посланца Соединенных Штатов!
Трудно было разобрать, по отношению к кому в словах Торреса содержалось больше яда: по отношению к заговорщикам, по отношению к русскому или по отношению к американцам.
Скорее всего, рассудила Долорес, досталось всем понемногу. Хорошо, хоть ее генерал не упомянул.
Она поднялась.
– Разрешите идти, господин генерал?
Тот окинул ее долгим взглядом, невольно опровергая свое замечание относительно оставшихся в прошлом чар. По видимому, чары действовали до сих пор, и именно они заставляли его столь предвзято и неровно относится к своей прекрасной подчиненной.
– Идите, – бросил он.
– А вы, господин генерал? – проявила чисто женскую заботливость Долорес.
– Диван к моим услугам, – указал Торрес на дверь, ведущую в соседнюю комнату. – А больше мне ничего не надо. Вы свободны, майор. Вас доставят домой, я распоряжусь.
Долорес пробормотала слова благодарности и вышла. Генерал, хоть и был тем еще тираном, но порой и он был способен на благородный поступок.
Москва, ГРУ
Слепцов положил трубку и поднял побелевшее лицо к Дубинину.
Тот испугался. Обычно шеф краснел, если дело было плохо. В особых случаях наливался багрянцем. Но чтобы бледнел – это было впервые.
– Вам плохо, товарищ генерал? – вырвалось против воли у Дубинина.
– А вы полагаете, мне должно быть хорошо? – просипел Слепцов.
Он пошарил руками по столу, полез для чего-то в один ящик, во второй.
Дубинин молча наблюдал за его поисками, гадая, чем бы помочь, не вызвав при этом вспышку ярости. Может, валидолу предложить? Но как бы того, не нарваться. Старик не в себе, может и вспылить. Тут уж лучше не шевелиться и даже не моргать.
– Как мальчишку, – заклекотал Слепцов, с шумом задвигая ящик. – Даже не договорил, трубку бросил! Сколько лет служу, а такого позора еще не было. И правильно. Заслужил!
Он принялся искать что-то среди бумаг, разложенных на столе.
– Я так и думал, что нельзя посылать этого разгильдяя на серьезное задание. Ни разу еще не было, чтобы он сделал что-нибудь тихо и спокойно. Но я доверился вам, подполковник!
Тут Слепцов словно вонзил взгляд с Дубинина, и тот едва устоял, настолько неожиданным и яростным был выпад.
– Но, товарищ генерал… – невольно отшатнувшись, заговорил он.
– Молчать!
Генерал шлепнул ладонью по столу. От этого шлепка подлетели бумаги, и Слепцов с победным кличем выхватил одну из них.
– Вот! Это последний рапорт Морозова об отставке. Как вы знаете, подполковник, я не дал ему хода. Тем более что вы так настойчиво защищали своего друга!
– Он мне не… – слетело с губ подполковника.
Но в последний момент он сумел удержаться и твердо посмотрел в глаза генералу.
– Не надо, подполковник, – махнул тот, – не ставьте себя в двусмысленное положение. Морозов – ваша креатура, и с самого начала вы всячески покрывали его. Но теперь этого не будет!
Слепцов положил перед собой рапорт и поставил в углу размашистую подпись.
– Вот, – подвинул он лист помощнику, – прошу вас передать этот рапорт по соответствующим инстанциям.
Дубинин осторожно взял бумагу, вложил в бывшую при нем «докладную» папку.
– Есть, товарищ генерал.
Однако остался стоять у самого стола.
Слепцов помолчал, барабаня пальцами по столу и глядя то на часы-куранты, то на окно, за которым лениво занималось серенькое московское утро.
– Что еще, подполковник?
– Мне кажется, товарищ генерал, давать ход рапорту, пока Морозов на задании, преждевременно, – несмотря на серьезный риск подвергнуться немедленному требованию написать такой же рапорт, заявил
