– А-а… Это ты, Як, – протянул он, ворочая непослушным языком. – Сыграй мне, сыграй… Хочешь выпить?
Дервиш не шелохнулся, будто не слышал. Пыльное рубище горбом топорщилось на спине, на лбу залегла сосредоточенная морщинка, а пальцы мелькали, зажимая и отпуская клапаны. На приглашение присоединиться дервиш не отозвался – ни жестом, ни мимикой.
– Композитор… – буркнул Дмитрий по-русски, возвращаясь к вину. – Бросай дудку, давай вина глотни…
Пронзительные наигрыши Яка никогда его не трогали – режущая слух, варварская музыка. Правда, солдаты десятка частенько приставали к Яку с просьбами поиграть – единственное, в чем он никогда не отказывал. Дмитрию приходилось слушать наравне со всеми, и если десяток восхищенно цокал на пронзительные рулады, а порой и пускался под них в пляс, то он сам внимал импровизациям дервиша со стоическим терпением мученика.
Но сейчас Як играл тихо и напевно, будто колыбельную. Такой мелодии у него Дмитрий раньше не слыхал. Она бы ему, наверное, даже понравилась, если бы не плачущий тембр дудочки. Свирель, казалась, стонала и рыдала. Тихо жаловалась о чем-то давно и безвозвратно потерянном, как человек, у которого уже не осталось ни голоса, ни слез, и он тихо стонет сквозь зубы.
Дмитрий скрипнул зубами, стискивая челюсти. Свирель надрывалась в тоскливом напеве.
– Заткнись, – прошептал он. – Заткнись…
Он поднял бурдюк и стал пить снова. Он пил, пока не опьянел окончательно и не повалился наземь тут же, у колеса Джафаровой повозки. И уснул.
* * *
Интересно, что нужно было судьбе или тому же Богу, когда кто-то из них вырвал меня из того времени и бросил в это? Узнаю ли я когда-нибудь ответ?
Вряд ли…
А мне нужен Тамерлан со всеми его потрохами. Никто другой – только он.
Моя жизнь здесь – абсурд. Жестокий, кровопролитный абсурд безо всякой пощады к человеку другого века. Сколько он продлится? Год, два, десять, двадцать? Мне ведь только тридцать. И все это время я буду лезть на стены и махать мечом, медленно поднимаясь по ступенькам лестницы званий? Если буду… Я не только иноземец – плюс к тому иноверец. Хуже не придумаешь.
Можно, конечно, принять ислам. Ну, это никогда не поздно…
Судьба жестоко посмеялась надо мной, а я в отместку хочу посмеяться над нею. Смотри, куда ты меня засунула – почти что к чертям в пекло; но я не только выжил – я еще и все повернул по-своему… Вот так- то… Не того выбрала, чтобы всласть поиздеваться. Я скользкий: где сядешь, там и слезешь.
Я балансирую на лезвии бритвы, идя вперед с упорством маньяка. И хрен с ним…
Я не тешу себя иллюзиями. Я сам иллюзия. Иногда я думаю: “А что же будет потом, когда выдам Тамерлану свою легенду и он в нее поверит?” И, честно говоря, не знаю, что будет дальше. И не хочу знать.
* * *
Утренняя туманная дымка стелилась по земле, словно скомканное кисейное покрывало. Зеленеющие макушки пригорков выглядывали из клочковатой молочной взвеси, похожие на темные лысины в обрамлении нечесаных, седых патл.
А на другом конце поля из белой дымки поднималась колеблющаяся пестрая масса. Она казалась единым существом: чудовищной аморфной амебой, вздумавшей пожрать это поле вместе с пригорками, травой и туманом. Она ползла вперед, издавая глухой гул и трубные, скрежещущие стоны…
Они издали рассматривали индийское войско, выстроившееся в боевой порядок. Туман растаял, и теперь противник был виден, как на ладони: легковооруженная пехота, состоящая из метателей дротиков и пращников, за ними – громады боевых слонов, а потом уж основная масса армии, выставленной султаном Махмудом против Тимура – левый фланг, правый фланг, центр.
Слоны были грозны на вид: в ярких попонах, с башенками на спинах. В башенках виднелись крохотные, будто игрушечные человеческие фигурки. На шее каждого слона восседал еще один человечек – вожатый.
– Э-э… – громко сказал Сук, стоящий по правую руку Дмитрия. – Рубить по хоботу… А дотянешься? Вон он какой, слон-то, – человек перед ним, что песчинка.
Дмитрий поправил портупею бастарда, сплюнул под ноги и растер подошвой. Он оглянулся на свою команду: напряжены, как коты, увидевшие на другой стороне дороги собаку. Боятся слонов. Сам он разглядывал серые туши с мрачноватым удовлетворением. Слоны и слоны, что тут… Есть вещи поважнее.
Дмитрий был зол на себя. Не воспользовался шансом, не справился с ситуацией во время самовольного визита к Тамерлану. Он понимал, что злится попусту, однако ничего поделать с собой не мог. Эх, кабы знать, где упадешь, и матрасик заранее подстелить, чтобы морду в кровь не разбить…
Зря он осторожничал. Надо было брать судьбу за горло и после всей разудалой ахинеи о житии воинственного фантастического народца не пенять на “провалы в памяти”, а выложить напрямую: неспроста я здесь появился и есть у меня к тебе, Тамерлан, разговор серьезный, так что изволь побеседовать со мною с глазу на глаз. Множество приятных вещей узнаешь…
Так нет. Не решился. Засмущался, видите ли, общества. А Тамерлан возьми и обруби все концы: позовет – приходи, а не позовет – сиди на жопе ровно и жди. А ждать можно месяцы, а то и годы…
Злость кипела в нем, а вид индийской армии, построенной в боевой порядок, добавлял в кровь адреналина.
“Хватит! – оборвал он себя. – Найдешь выход. Должен найти – и точка. И по нескольку раз на дню мочить стражу, чтобы поймать момент, когда Тамерлан пребывает в одиночестве, не стоит. Однажды сошло