башни, была немного шире, чем спина зверя, и нависала над головой, словно узкий карниз.
Слон почувствовал на боку лишний вес и закружился на месте, стараясь его сбросить.
Гулкое дерево днища боевой башенки великолепно проводило звуки. Дмитрий услышал громкое шарканье у себя над головой и, не раздумывая, со всей силы вогнал бастард в это место, рассчитывая, что вряд ли доски толще трех сантиметров. Клинок пробил деревяшку с глухим щелчком, и меч вошел в живое, трепещущее тело: будто ток вышедшей из него энергии пробежал по руке от кисти до предплечья легкой щекоткой.
Меч Дмитрий оставил в доске – он мог потерять бастард, если тот вывалится, и найти его после сражения будет совсем непросто, но в башенке длинный клинок станет помехой.
Он сумел бы без особого труда забраться в башенку прямо с бока слона, но тело наколотого на бастард лучника могло помешать, а перспектива из-за секундного промедления получить стрелу нимало не прельщала. Цепляясь за крепежные ремни, Дмитрий снова рванулся вверх и влево, к голове зверя, ухватился за невысокий передний бортик и, оттолкнувшись ногами от плеча слона, одним прыжком влетел в башенку.
Его неожиданное появление привело уцелевших лучников в замешательство, и этих мгновений хватило, чтобы выхватить нож и с размаху вогнать прямо в глаз тому, который оказался справа. Защищаясь, индиец вскинул лук, но было поздно. Он без звука повалился на мертвого товарища, неподвижно сидящего возле бортика в нелепой, неестественной позе: тот сильно наклонился вперед, но не падал, а кольчуга на спине оттопыривалась необычным коническим горбом. Последний лучник окончательно растерялся и взирал на расправу, которую учинил Дмитрий, вытаращенными глазами. Левой Дмитрий схватил его, дернул на себя и одновременно с рывком со всей мочи влепил кулак правой в бородатый подбородок. Даже сквозь шум сражения он услыхал, как сухо треснула, ломаясь, шея.
Прикрываясь покойником от случайных стрел, Дмитрий вытащил нож из головы второго лучника и пинком перекинул тело через невысокий бортик. Третьего индуса, которого он насадил на меч, как на кол, Дмитрий не стал трогать: если мертвец вдруг упадет, надо будет останавливать слона и искать выпавший меч.
Он пригнулся, и над головой со свистом пролетел кусок “шрапнели” из “противопехотной гранаты” индийцев. Гораздо опаснее боевых слонов оказался другой военный секрет индусов: разрывающиеся снаряды, которые разбрасывали всякую режущую и колющую дрянь. Дмитрий был уверен, что в это время порохом еще и не пахнет. Греческого огня, пылающей нефти – этого добра было завались с обеих сторон, но вот летающие и взрывающиеся шутихи индийцев – встретить их Дмитрий никак не ожидал, а индийский “подарочек” вывел из строя троих из его десятка.
Слон взревел и дернулся – очевидно, на долю зверя пришлась изрядная часть “шрапнели” и ранила в какое-то чувствительное место. Пол башенки резко ушел из-под ног; чтобы устоять, Дмитрий ухватился обеими руками за невысокий бортик. Мертвый индиец, которого он использовал в качестве щита, упал ему на спину и по-дружески обнял мертвыми руками.
Слон бежал прямо на массу сражающихся людей, ревя и размахивая окровавленным хоботом, давя и своих, и чужих. Кто успел, тот спасся.
Чего Дмитрий совершенно не мог понять, так это что случилось с погонщиком. Он видел лишь щуплую, согнутую горбом спину, затянутую стеганым кафтаном с высоким воротником. Если убит, то почему не падает? Если жив, то почему свернулся в клубок и даже не пытается править? Но как бы то ни было, а слона надо заставить повиноваться. Попробовать все: постучать кулаком по башке, подергать за уши, попинать ногами, в случае чего – пустить в ход нож.
Сбросив с себя покойника, Дмитрий, пригнувшись, сел и осмотрел башенку. Из-под ноги мертвеца, убитого бастардом, торчал круглый щит, сплетенный из толстых прутьев. Дмитрий осторожно вытащил его и, сняв пояс с другого покойника, прикрепил щит на спину. Береженого бог бережет – на кой хрен ему нужна какая-нибудь шальная бронебойная стрелка?
Затем он перелез через передний бортик башенки, сел на шею слона позади погонщика и легонько подтолкнул его пониже поясницы. Свалится или нет? Щуплая спина вздрогнула. Вожатый медленно разогнулся. И обернулся.
Вместо верхней части лица у индийца была жуткая маска из запекшейся крови и живого мяса, ниже которой скривились в болезненной гримасе пухлые губы юнца. Индиец обернулся чисто рефлекторно – увидеть Дмитрия он при всем желании не мог. Сначала Дмитрию показалось, что индиец плачет, но секунду спустя он сообразил: не слезы блестят на изувеченном лице, а все, что осталось от вытекших глаз.
Что бы ни выбило глаза погонщику, маленький индус каким-то чудом удержался на слоне и продолжал сидеть на шее зверя. И правильно делал: слепого ждала внизу быстрая и неминуемая смерть, а он, по всему, очень хотел жить. И ему везло: не сбили ни копьем, ни стрелой. Если в его положении это можно было считать везением.
Погонщик пронзительно вскрикнул, словно спрашивал: “Кто это?”
– Твою мать… – вырвалось у Дмитрия.
Индиец, запустив одну руку за спину, лихорадочно ощупывал его, будто пытался таким образом понять, друг или враг. Другой рукой он сжимал нечто вроде короткого пожарного багра с острым крючком.
Дмитрий перехватил руки слепца и легонько сжал их. Тот испуганно замер. Первым импульсом Дмитрия было сбросить его под ноги зверю. И он уже готов был швырнуть маленького человечка вперед, через слоновью голову, но неожиданная идея остановила: ему же нужно как-то управиться со слоном – зачем тогда он хочет покончить с вожатым? Этот малый справится со зверем гораздо лучше. И черт с ним, что вожатый ослеп, у него-то ведь глаза на месте… Неясно, правда, поймет ли его слепой и не заартачится ли; может, вообще потерял всякое соображение от боли.
То, что маленькому погонщику приходится не сладко, и дураку понятно.
Не выпуская рук вожатого, Дмитрий чуть толкнул его грудью вперед. Никакой реакции. Тогда он повторил легкий толчок: раз, другой, третий. Сухая ручка с багром нерешительно зашевелилась, стараясь высвободиться из хватки чужих пальцев. Дмитрий отпустил руку индийца и замер в ожидании. Тот нерешительно поднял свой инструмент и ткнул острием крюка слоновью башку.
Дмитрий едва не расхохотался от радости. Но рано: слон и сам по себе топал вперед, не останавливаясь. Тогда он взял вожатого за левое плечо и чуть качнул в ту же сторону: поверни, мол. Тот послушно ткнул слона крюком. Зверь будто и не почувствовал укола. Погонщик и сам понял, что слон не послушался, что-то резко вскрикнул и ударил сильнее – животное ощутимо вздрогнуло и повернуло, куда приказано.
