Хромцом, держался впереди визирей, но позади деда, поглядывая на Дмитрия с мрачноватым интересом.
Тамерлан остановил жеребца, и тот потянул морду к стоящему на коленях Дмитрию, чтобы обнюхать. Хромец натянул поводья, удерживая жеребчика, который в ответ недовольно фыркнул.
– Ты вынес мирзу Халиль-Султана из реки? Ты спас ему жизнь? – спросил Тамерлан, пристально глядя на Дмитрия. – Так мне донесли…
Дмитрию показалось, что Хромец чего-то недоговаривает, чего-то ожидает. Но чего?
– На все воля Всевышнего, – как можно спокойнее ответил он. – Мне удалось сделать то, что я должен был сделать, – он ведь твоя кровь, твое продолжение…
– Как это произошло и что ты сделал? Расскажи сам, – потребовал Тамерлан.
“Видимо, искусственное дыхание, которое я сделал мальчишке, произвело должное впечатление, особенно если интерпретировали его соответственно”, – догадался Дмитрий. Да, вполне возможно, что в башках свидетелей его манипуляции с едва живым принцем приобрели какое-нибудь мистическое значение: прижался к высочайшему ротику нежным поцелуем и вдохнул в него жизнь. По сути так и было…
– Когда берег обрушился, вода в реке – и без того мутная – порыжела от глины, – начал он. – Я вынырнул из воды, услышал крики и понял, что случилась беда. И я нырнул в реку снова в поисках мирзы Халиль-Султана. Я молил только об одном: найти его. И моя мольба была услышана: в мутной воде я нащупал его сапог. Я схватил мирзу Халиль-Султана за одежду, вынырнул с ним на поверхность и увидел, что медлить нельзя. Он уже не дышал. Но я знал, что если потороплюсь, то сумею вернуть его к жизни. Мой народ живет рядом с морем, хазрат эмир, – пояснил Дмитрий на всякий случай. – И мы знаем, что утонувшего человека можно вернуть к жизни, и знаем, как это делать. Главное – не медлить, иначе он умрет. Я изо всех сил поплыл к берегу. Вынес мирзу Халиль-Султана из воды и, перегнув через колено, освободил легкие принца от заполнившей их воды. Это не помогло, но сердце мирзы еще билось – твой внук оказался крепок. Есть только один способ заставить легкие утонувшего дышать: с силой выдыхать ему в рот, чтобы наполнить легкие воздухом, – это его вдох, а затем свести ему руки, чтобы сжать его грудь – это его выдох. И делать так надо до тех пор, пока он не задышит сам. Если же он не начал дышать вскорости, то он – мертв, и его следует похоронить. К моей радости, дыхание Халиль-Султана вернулось к нему. На все воля Всевышнего… – закончил Дмитрий.
Пока он обстоятельно повествовал о спасении принца, придворные помалкивали, но как только замолчал, все принялись оживленно переговариваться. Молчание хранил одни Тамерлан. Дмитрий смотрел на него снизу вверх – спокойно и открыто: мол, я просто сделал то единственное, что и требовалось сделать. Он не вслушивался в разговоры свиты, его интересовал только Хромец. И Дмитрий уже знал, что последует…
Холодные зеленые глаза Тамерлана вдруг подобрели. Он широко улыбнулся и кивнул:
– Я сумею тебя наградить.
– Нет, хазрат эмир, не сумеешь, – без улыбки возразил Дмитрий. – Ты не сумеешь меня наградить, если не спросишь, какой награды желал бы я сам.
Во взгляде Тимура промелькнула растерянность. Обычная человеческая растерянность. Секунду он вглядывался в Дмитрия, словно не зная, как ему поступить с дерзким до невозможности наглецом, а затем, запрокинув голову, расхохотался: “Бог с тобой, нахал, ты сегодня герой”. Засмеялись и визири, и все, кто сопровождал Хромца на охоту. Мирза Пир-Мухаммад мрачно усмехался за спиной деда. Но в его усмешке было больше угрозы, нежели веселья.
– И какой же награды ты просишь? – спросил Тамерлан.
– Одной-единственной, – ответил Дмитрий. – Беседы с тобой с глазу на глаз. И поверь, что эта беседа будет наградой не мне, а тебе, хазрат эмир. Наградой, о которой ты не думал, которую даже не мог представить себе. Величайшей наградой. Я клянусь своим мечом, что так и будет.
Продубленная физиономия Хромца вдруг словно закостенела, а зеленые глаза словно опустели, лишившись всякого выражения. Метаморфоза длилась мгновения, и вот уже с коня Дмитрия озирает мрачный, готовый ко всему старик. Они уже были “с глазу на глаз” – свиту будто отделило от них прозрачной стеной.
– Возвращайся в лагерь, – хрипло пролаял Хромец и, разворачивая, стегнул коня нагайкой.
Комочек дерна, вылетевший из-под копыта жеребца, ударил Дмитрия по щеке.
– Вперед! – дико, на визге вскрикнул Тамерлан, пуская жеребца галопом.
Мгновение – и Дмитрий остался один. Он усмехнулся, вспомнив прощальный взгляд Пир-Мухаммада. Похоже, этот внучек не успокоится, пока не доставит кучу всевозможнейших неприятностей. Положение ему позволяет. И позволит, если беседа с глазу на глаз не состоится. Ну вот, пожалуй, первая по-настоящему серьезная интрига… Может, ну это все к черту? Тогда надо было молчать, получить награду… Он тряхнул головой, изгоняя лишние мысли, и медленно поднялся на ноги. Оглянулся в поисках лошади.
Оказывается, он вовсе не один-одинешенек. Гвардейцы-сансыз никуда не делись, торчали тут же, как миленькие, и кобыла его была с ними.
Он неспешно направился к лошади. Ноги от долгого стояния на коленях затекли, по ним побежали колющие, щекочущие мурашки. Дмитрий вставил ногу в стремя и забрался в седло. Что-то переменилось: гвардейцы старательно избегали его взгляда. Дмитрий в упор уставился на того, кто держал его бастард.
– Меч, – произнес он требовательно. – Мой меч.
Гвардеец беспомощно оглянулся на вислоусого начальника.
Верхняя губа Дмитрия сама собой поползла вверх. Он ощерился, как волк, и утробно рыкнул:
– Мой меч!
Вислоусый быстро и почти незаметно кивнул. Солдат поспешно отдал бастард.
Не торопясь, Дмитрий вернул меч на привычное место и успокоенно вздохнул. “Это уже давно не игра, не притворство, – вдруг подумал он. – Я на самом деле стал таким”. Он поднял голову и оглядел свой конвой.